Когда во Львов приезжал отец Михаил Свитенький, то останавливался в «Гостинице» и охотно угощал богему. «Бывало, собрав всех «молодомузовцев» вокруг своего стола за рюмкой, звал к себе прислугу и давал поручение всем присутствующим в кофейне поставить кому пиво, кому водку, кому чай, а Вацю (Вячеславу Будзиновскому) сразу две «бомбы» пива, Павлику же — стакан молока. Все удивлялись, что прислуга сама угадывала предпочтения каждого и без поручений спешила с услугами».
17 сентября 1911 г. Франко в «Воскресенье» написал о молодом парне Евгене Юринце, покончившим с собой в «Гостинице», а перед смертью давшем тетрадь стихов Франко под названием «Первые и последние звуки».
В 1914 г. здесь останавливался Марко Черемшина.
В апреле 1918 г. здесь останавливался выдающийся общественный деятель и историк Дмитро Дорошенко.
В 30-х здесь собиралась группа «Богема», в которую входили С. Людкевич, В. Барвинский, редактор «Дела» Федь Федорцив. А еще каждую субботу — литературная группа «Двенадцать» — Богдан Нижанкивский, Анатоль и Ярослав Курдыдыки, Иван Чернява, Зенон Тарнавский, Василий Ткачук и другие. В «Гостинице» им даже выделили отдельную комнату для встреч. Но наведывались они также в «Де ля Пэ», «Риц» и «Варшавскую».
«В Народной гостинице можно было съесть колбасу с капустой или телячьи ножки — фирменное блюдо этого заведения, и здесь играли в бридж или преферанс бывшие военные, а в те времена члены «Красной Калины», — вспоминал Юрий Тыс 1930-е годы. — Однако нельзя сказать, чтобы между двумя поколениями, которых разделяла разница едва ли в десять лет жизни, было много общего. Молодежь жила своей жизнью, и то, что делали старшие, ей было безразлично».
В 1940 г. здесь поселился Владимир Сосюра со своей воспетой в стихах Марией. Как отметил в своих воспоминаниях Остап Тарнавский, «это был признак неуважения к писателю, ибо все знатные гости из Украины заселялись в гостиницу «Жорж»… Правда, для нас это было исключением, потому что «Народная гостиница» — единственный во Львове украинский отель, и мы в нем чувствовали себя свободнее». Всех советских писателей, которые приезжали во Львов в 1939–1940 годах, специально снаряжали, а Сосюру обошли вниманием, и он приехал в новом костюме, но без пальто. «Но тут же в комнате Сосюры мы заметили, что у него и пижамы не было (был ранний час и он еще почивал в постели), ни ночной рубашки. Однако мы нашу встречу отметили бутылкой хорошей водки, еще с давних запасов известной во Львове водочной фабрики Бачевского».
А еще здесь в 1940-м поселился Андрей Малышко, во второй раз он здесь жил в августе 1944-го, а затем появилась его поэма «Львовские мелодии», где были такие строки:
Художник Сенюта и кондитер Стецкив
«Пат и Паташон, — вспоминал их Роман Купчинский. — Сенюта — высоченный казак, с длинными усищами, с выдающимся носом, всегда в длинной черной пелерине или в широком плаще, в большой шляпе, с огромной палкой в руке. Был художником комнатным и добрым гражданином. Шел по улице — земля дрожала.
А возле него то справа, то слева вертелся его приятель, кондитер Стецкив, маленький, будто улыбающийся, будто искривленный, в «кастрюльке» — то есть в твердой черной шляпе, всегда одетый «как с иголочки».
Частно — дружили, но на собраниях, совещаниях или заседаниях стояли часто на противоположных сторонах. Как-то были сборы в «Народной гостинице», и было две партии на собрании: молодые и старые. Стецкив держался с молодыми, Сенюта — со старыми.
То один, то второй брал слово, и они атаковали друг друга, но в приличном тоне. Только когда Сенюта закончил свою речь предложением: «Здесь нам пан Стецкив наплел паленых дубов, но этого не надо брать во внимание», сорвался Стецкив, как ошпаренный, и ответил:
— Должен, к сожалению, применить польский стих, потому что он мне в эту минуту больше подходит: «Пада де-щик, пада рувно, Раз на квятек, раз на… Сенюту».
К счастью, Сенюта сидел слишком далеко и его большой костыль не достал до приятеля. Возникло движение, разъяренного Сенюту задержали между креслами и успокоили исполина.
После собрания постарались, чтобы один и второй вышли отдельно. Но напрасно, Стецкив догнал Сенюту на улице и… пошел с ним в направлении
