Во время, когда старый Львов был заперт стенами и когда после вечернего звонка ворот даже городские калитки замыкались, еще не было обычая путешествовать в пригород для поисков забавы и приключений. Кнайпы под открытым небом укоренились у нас с появлением австрийцев. Не прошло и полвека, а этот обычай настолько прижился, что вскоре не было улочки в предместье, где бы не появились садики-кабаки. Мещанам понравилось делать загородные вылазки. Потянулись туда и рабочие, которым хотелось после недельной работы развеяться за кружкой пива. Сады влекли к себе еще и качелями и кренгельнями (кеглярнями).
Отдельные садики занимали свои собственные сцены, где проходили представления или ревю. Такое сочетание гастрономии и театра давало иногда юмористические эффекты. Поэтому что часто, когда на сцене доходило до трагического момента, вдруг раздавался громкий крик: «Кельнер! Пиво!» или неожиданно раздавался выстрел бутылки шампанского. Сатирики насмехались над примитивными рестораторами, которые, не имея никакого понятия об искусстве, превращались в меценатов, диктующих руководителям трупп, какой должна быть программа.
— «Риголетто» мне не подходит, потому что как вещь неприятная, отпугивала бы клиентов, — говорил один такой ценитель. — «Норму» не люблю, потому что публика должна платить сверх нормы, «Еврейка» хорошо пошла бы на Лычакове, а у нас лучше начните с «Прекрасной Елены».
Ну, потому что чего-чего, а «прекрасных елен» за несколько крейцеров в таких садах хватало.
Бурные забавы происходили на Лычакове, на ул. Жовковской за рогатками, где играл военный оркестр и подавали раков из Полтвы, на улицах Стрыйской, Городоцкой, Яновской, Клепаровской, Зеленой. Всюду жаждущие забавы львовяне добирались пешком, потому что хоть во Львове в конце XIX в. и было пару двухконных карет и несколько фиакров, но цены были такие, что средней руки служащий не мог себе позволить ими воспользоваться. Пригород был тогда соединен с центром города примитивной дорогой и жители одного пригорода редко выбирались в другие.
На Байках (ул. Широкая, сейчас ул. Коперника) известным был один из древнейших садов, заведение Прохазки, который имел там же и свою пивоварню и варил пиво. Здесь в 1837 г. в течение нескольких месяцев Франц Смолька прятал поэта Северина Гощинского, члена Общества польского народа, которого австрийская власть могла выдать России за участие в восстании.
На Вульке (Голубиная) находилось «Касино Панянское». На ул. Голубиной и ул. Калечей, где стоит вилла Уют, был также сад Huhnergarten. А на ул. Городоцкой было только два садика «Под Ружей», там, где улица Головацкого, и «Под Козликом». Сад на ул. Зиморовича, 17, хотя и назывался «Под братским соглашением», но зачастую становился территорией громких побоищ.
Вокруг Замковой горы расположилось несколько садов. Со стороны ул. Замковой — большой и привлекательный локаль Флерко со старинными деревьями, где были не только качели, но и огромная карусель с деревянными лошадьми. В выходные дни здесь роились дети, которые за два цента катались на лошадях. Была там также особенные «русские» качели высотой метров десять. Именно они и стали причиной упадка этого сада: случилось несчастье — одна парочка не удержалась и, выпав, разбилась. После этого случая на карусели больше никто не желал кататься, к тому же вечерних гуляк пугали привидения погибших. Тогда публика перешла на карусели на Высоком замке.
На другом склоне горы около пивоварни Кисельки стоял просторный шалаш с крышей на столбах. Здесь еженедельно играла музыка и военные и служанки устраивали танцы. Там же проходили горячие драки с ломкой ребер и выбиванием зубов.
К самым любимым локалям местных австрийцев принадлежали Veteranische Hohle и Steinernes Wirthshaus. Первый, известный позже как кабак Тира, был назван в честь австрийского генерала Ветерани, прославившегося своим героизмом при обороне какой-то пещеры во время последней турецкой войны, а находился он на улице Курковой. В народе его называли «шегеля», беря последний слог первого слова и второе. Летом посетители выпивали море пива и поглощали кучи кварглей в саду, который отделял кабак от улицы, а зимой танцевали до упаду в просторном, но темном и низком помещении ресторана. Когда-то сад Тира занимал всю нижнюю часть нынешней ул. Курковой, где теперь дома № 1,3, 5. Это место неоднократно было свидетелем кровавых драк. После того, как ресторан закрылся, находилось в том помещении в 1877–1884 годах общество «Сокол» в котором проходили каждое лето стрелковые упражнения на Стрильнице.
С 1884 г. эти помещения выкупил Тир, и кабак этот просуществовал до начала XX века, служа рестораном и бальным залом для низших слоев населения.
Здесь зимой устраивали танцевальные вечера для горожан, называвшиеся бургербалами и не имевшие доброй славы, потому что наведывались сюда лычаковские батяры, которые любили устраивать драки. Зал был большой, но темный и с низким потолком. На эти забавы сходились низшие чины австрийской армии и чиновничество, австрийские ветераны, инвалиды семилетней и турецкой войн, офицеры львовского гарнизона.
Напротив кабака на скарпе, который представлял часть Кармелицкого взгорья, был манеж Лисневича, куда наведывались любители верховой езды. Они принадлежали к завсегдатаям забегаловки.
Второй локаль — Steinernes Wirthshaus (Каменная корчма) — находился на Збоигцах. Он также играл весомую роль в развлечениях тогдашнего населения, сюда в воскресенье львовяне отправлялись в путешествие. Но больше сюда наведывались немецкие интеллигенты, ибо это заведение имело для них определенную историческую прелесть. Там была своеобразная реликвия — шар для кегельбана, который бросал император Иосиф, и кегли, которые он собственноручно опрокинул. Император, находясь во Львове и посетив семинарию, увидел, что целая вереница бричек движется в одном направлении. На его вопрос, куда эти люди спешат, ему объяснили, что на Збоигца, куда любят каждое воскресенье наведываться львовяне на отдых в тамошнем шинке. Император пожелал тоже увидеть этот кабак, и оказалось, что он о нем не раз слышал в Вене. Застал он там компанию австрийцев, игравших в кренгли, или
