Но он создал действительно хорошую кофейню, полную очарования небольших асимметричных залов, украшенных на вкус, который уже вырвался из забавных орнаментов сецессийной суеты. Стены представляли собой настоящую галерею картин, совсем свежих, только что из-под кисти, писанных красочно и с размахом. Ведь рисовали их Пауч, Сихульский, Дембицкий, Блоцкий.
И никогда не скучно было смотреть на эти стены, потому что всегда находился тот, кто покупал картину, а свободный гвоздь недолго был свободным, и скоро на нем повисало новое полотно. За обозрение живописи и художников Турлинский установил цену в семь геллеров. А поскольку это было дороже, чем где бы то ни было, казалось, как раз эту кнайпу художники должны были бы обходить, однако они ежедневно сидели здесь за кофе. Это не афишировалось, но владелец выставлял им кофе бесплатно, чем неуклонно приближал упадок своего бизнеса.
Ряд столиков были забронированы сторонниками различных муз. Один из самых уютных круглых столиков был украшен таблицей с надписью:
Старшая богема сидела отдельно и вела себя прилично, тем временем, пока молодняк устраивал перепалки, а однажды даже дошло до фехтования палками.
Вокруг этих островков творчества кипела жизнь, полная мировых событий, здесь обсасывались все свежие новости, шелестели газеты и звучала тихая интимная музыка. Глубоко за полночь кофейня, вся в дыму, утихала, свет гасили, оставались мигать только красные лампочки. Но кофейня не замыкалась, завсегдатаи продолжали сидеть, видно было, как мигают огоньки папирос. И в этих сумерках рождалось какое-то особое настроение под тихую, ненавязчивую музыку.
Когда однажды во время Первой мировой пришел в кофейню отец, чтобы забрать домой сына, который уже несколько дней искал нирваны в черном кофе, перед ним вдруг вырос какой-то военный, составлявший молодому человеку компанию. Возмущенный пан, перед которым еще недавно дрожало столько людей, попытался предостеречь:
— Я гофрат (чиновник высокого ранга)!
— Ого! А я фрайтер (один из самых низких военных чинов)!
И старик отступил, тяжело осел за соседний столик и вздохнул:
— Мир кончается… Нет, пардон, кончился!
И был прав, мир Австрийской империи подошел к концу, не пережила его и «Штука».
Это была кофейня, в которую ходили не только на «маленький черный», рассказывал мне Станислав Людкевич, но и на особое настроение, которое создавалось именно в позднее время, когда кофейню окутывали сумерки, странные жуткие ощущения овладевали тогда присутствующими, которые погружались в призрачные видения среди голубых кругов папиросного дыма.
Как-то литературная богема разыграла владельца, потребовав свежей горчицы. Тот не знал такого блюда, литераторы рассказали, как она готовится, и на следующий день на витрине появилась вывеска «Сегодня — свежая горчица».
Эта кнайпа была некоторое время в упадке, и когда Львов во время Первой мировой оккупировали москали, возникла потребность в кнайпе недорогой, где могла собираться городская интеллигенция. «Рома» и «Шкоцкая» были тогда мало кому по карману. И вот по инициативе вице-президента города Тадеуша Рутовского (президент Юзеф Нойман перед наступлением москалей дал деру, чем вызвал презрение всех львовян) «Штука» воскресла. Интересно, что роли кельнерок взяли на себя женщины из благотворительного общества. А это все были жены профессоров и художников! Сделали это за небольшие деньги, украсили со вкусом и установили там доступные цены. Сами же дамы, которые до этого никогда ничем подобным не занимались, взялись и за кухню, и за снабжение, и за бухгалтерию.
«Уютно стало и ярко в украшенных люстрами комнатах «Штуки», — писал современник. — Все искрилось изысканностью. Со стен смотрели витражные рисунки, с таблеток (витрин) — фигурки различных сказочных существ. За столиками вполголоса говорили гости, под потолком кружил табачный дым, а по залу ежеминутно прошмыгивала фигура в снежно-белом наряде — это какая-то из дам, которая взяла на себя бремя обслуживать гостей».
Вскоре «Штука» приманила спившиеся уже группы кнайповых завсегдатаев, которых удовлетворяла уютная атмосфера и скромность цен. Чай или молоко стоили 5 копеек, кофе черный — 8, белый — 10. С буфета улыбались пампушки, соломка, пирожные, бутерброды, паштеты — все собственного производства.
Новооткрытая «Штука» работала с 9 только до 22-х, потому что дольше оккупанты не разрешали. А после войны прекратила свое существование.
