Улица Иисуса

– Мы от настоятеля, – повторил мальчик.

– Я слышал. Что вам надо?

– Простите, досточтимый, но вы задаете странные вопросы, – резонно сказал мальчик. – Что нужно людям в храме – естественно, приблизиться к Богу.

– А ты откуда такой дерзкий?

– Я послушник из храма Луны. А разве храм закрывается на ночь?

– Этот закрывается. Я здесь один, неровен час, лихие люди нагрянут. Заходите.

Монах пропустил гостей и вновь запер ворота. Затем провел их через внутренний дворик. И они вошли непосредственно в храм. Здесь стояла статуя Будды, а на стенах были изображения Шивы, всюду горели масляные лампады. Здесь монах повернулся к ним, предложил сесть и спросил:

– Так, что вам угодно?

– Эта женщина хочет быть послушницей, – сказал мальчик.

– Почему же твой настоятель не взял ее к себе.

– Нам нельзя, а вам можно. Будда разрешает.

– Ты еще слишком мал, чтобы от имени Будды говорить.

– Это не я сказал, а настоятель сказал.

– А что, эта женщина дала обет молчания? Почему она за себя не скажет?

– Она может сама сказать, скажите ему, госпожа.

– Подожди, – остановил послушника монах, – больно ты прыткий. Выйди в сад, побудь там. А я поговорю с этой госпожой.

Послушник с недовольным лицом встал и вышел во внутренний дворик, бурча под нос: «Тоже мне, сад нашли».

– Я вижу, госпожа, что вы из людей благородного звания, – начал монах, – кто вы, зачем вы сюда пожаловали? Правду ли сказал этот мальчик? Вы хотите посвятить себя служению Богу, стать монахиней?

– Мне все равно, как это будет называться, – ответил Зинат, – я хочу остаться жить в храме. Работать, помогать вам.

– Вот как, – удивился монах, – что ж, спасибо за откровенность. В таком случае я тоже буду с тобой откровенен. Этот храм посещают очень мало народу, почти нет пожертвований. Кроме меня здесь работает одна семейная пара – муж с женой. Они живут в ближайшей деревне. Бог не дал им детей, и они помогают мне здесь по хозяйству. Работают здесь бесплатно в надежде умилостивить Бога, чтобы он дал им детей. Я настолько ограничен в средствах, что у меня даже нет возможности взять на довольствие еще одного человека. Я взялся восстановить этот приход. Понемногу привожу его в порядок, но прихожан почти нет и нет никаких пожертвований.

– Не беспокойтесь, святой отец, я сама себя прокормлю, – сказала Зинат, – вот возьмите, этого хватит на первое время. А потом у нас появятся прихожане.

Женщина протянула монаху монету.

– Это что золото? – воскликнул монах.

– Да, это золотой динар бербери.

– Боже мой, – взволнованно сказал монах, – этого хватит, чтобы починить кровлю.

– У вас тоже течет крыша? – поинтересовалась Зинат.

– Угадала. А кто этот ребенок?

– Это мой сын.

– Так, хорошо. И что же ты умеешь делать?

– Я умею танцевать.

– Танцевать, – удивился монах, – в храме?

– Дэвадаси, – сказала Зинат.

– А-а, дэвадаси, – монах покачал головой, – милая, это не так просто. Ты не подходишь для дэвадаси. К тому же здесь это никому не нужно. Для кого ты будешь танцевать?

– Святой отец, – сказала Зинат, – мы можем долго это обсуждать, переливать из пустого в порожнее. Если вы мне отказываете, скажите прямо, и я уйду. Если берете, то детали моей работы обсудим позже. Я очень устала, и ребенок мой устал.

– Можешь остаться, – сказал монах, – как ты сказала, – из пустого в порожнее, интересно, надо запомнить, пойду, позову этого проныру.

Спустя некоторое время по округе пошел слух, что в заброшенном храме, где живет выживший из ума монах, который взялся в одиночку восстановить его, появилось нечто интересное. Это танцующая монахиня. Она не дэвадаси и танцует иначе, но это стоит того, чтобы увидеть. У этой монахини белая кожа и невиданно светлые волосы. Когда она танцует, невозможно оторвать глаз от этого зрелища. Понемногу из деревень потянулись любопытные мужчины, они приходили, невзирая на дальний путь. Когда наступил праздник, день рождения Кришны, многие