буржуазию за то, что она борется за свои интересы и в целом, и в частности. И, став чиновником, она не забывает о своих интересах. Это вы можете забыть, а она все время думает об этом. А вы все о народе, да о народе – кого сейчас интересует ваш народ? Вот надо о чем подумать. Вот как-то вы не входите в позицию, вы все с какой-то узкой позиции – дескать, народ… Кого это интересует, что народ? Это неуспешные люди, вы же сами сказали – они неуспешные, они где-то в грязи работали, ничего они не получили, ничего не понимают.
Родословной нет.
Нет ни родословной, ни денег нет. Если были бы деньги, купили бы родословную – разве это проблема сегодня! Короче говоря, еще что делала буржуазия: вот что она придумала… Но это я о прошлом говорю, 90-е годы. Давайте новенькое возьмем. Новенькое – 2013 год. В этом году придумали новый закон. Вы, наверное, знаете, что была аттестация рабочих мест. Это значит, что приходят люди с термометрами, с приборами и выясняют, какие у вас условия. И выясняют, что у вас загазованность, запыленность, электромагнитные излучения, виброопасность и тяжелая, опасная, вредная, травмоопасная работа. И решили, что из-за этого работодатели должны платить компенсационные выплаты, давать вам мармелад, молочко, дни прибавлять к отпуску, причем если вредная работа, столько-то дней, а если особо вредная – гораздо больше дней, а еще уплачивать деньги. Теперь подумайте с точки зрения буржуазии – это же растрата.
Я работал на советском производстве, у меня шлифовальный станок стоял в подвале с такими кругами шлифовальными – башку можно было просунуть в насадочное отверстие. Он шлифует, пыль летит, я в респираторе да еще в подвале. Мне за это давали три дня к отпуску, без разговоров поили молоком и предлагали путевки в хорошие места.
Так это общество вам давало, а теперь если я работодатель, вы же понимаете, что это нагрузка на меня.
Нет. Я найму таджика, если я работодатель. Таджику вообще ничего платить не надо, в отличие от русского, который тут работает, зарплата минимальная.
Нет, не наймете. На сложную работу сейчас не наймете. Все-таки мы ракеты иногда делаем. Вот в докеры никто не идет – ни одного гастарбайтера допустить нельзя, там миллионы долларов стоит сама техника. Вот копать – наймете, строить на стройке еще под общим надзором, а на серьезные работы, которые у нас тоже есть в России, никак.
Безусловно, да.
Но это нагрузка на работодателей, и решили эту нагрузку ослабить. Кто решил? Ну чья власть – работодателей же власть, буржуазии, она и решила ослабить. Как это сделать? Во-первых, эту идею с травмоопасностью выкинуть надо вообще. Это несчастный случай – зачем за несчастный случай… Это несчастье, с каждым может случиться. Это вы там такую картину обрисовали. Не надо ходить на такую работу. Ходите, как я вот, на работу преподавателем, я со стула не упаду. А если вы там работали, вы просто неудачник, должен я вам сказать. А я удачник. Как я могу сломать ногу или голову? Никак. Поэтому вот надо искать такую работу, а если вы не нашли – вы виноваты. У нас вот все виноваты, кроме тех, кто нашел такие хорошие теплые места. Вот это раз. Второе, значит: не надо это все мерить, надо сделать экспертную организацию такую аттестованную, которая будет приходить, но не сама, а за плату. Было бесплатно до 2013 года, в конце 2013-го этот закон приняла Дума, потом президент подписал в начале 2014-го, и введено в действие, так что некоторые, которые за этим следят, даже не оглянулись и не заметили, как это было сделано.
А принципиально изменилось вообще все: отношение к анализу, условия труда и компенсация. Значит, травмоопасность – нету такой, теперь приходят из этой аттестованной организации. Раньше бесплатно, неважно, кто вызывает – профсоюзы или вы, но вы не подкупите там их, они будут замерять и скажут: «Нет, товарищи, у вас тут вредно». – «Как же вредно? У нас же свежий воздух». – «Нет, у вас не свежий воздух, у вас тут контакт с такими веществами, которые рак могут вызвать при производстве меланина, а вы пишете, что у вас все хорошо. Нет, не хорошо». То есть все замеряли, это был материализм. Вообще, материализм тоже соответствует буржуазной революции: материалисты тогда пришли и даже за отделение церкви от государства выступали, за отделение церкви от школы. Ну, давайте церковь – пожалуйста, но не надо в школу тащить. И в государство не надо, не надо стоять вот со свечкой, с подсвечником – не надо этого делать, потому что у нас много всяких религий, и будет у нас только столкновение религий из-за этого. Или все начнут соревноваться, кто больше настроит – кто храмов, кто сделает синагог, кто сделает больше мечетей, и конца-края этому не видать, и все ресурсы на это пойдут, и будут говорить, что это очень важно, это духовность, а вы тут свои школы с вузами – только тормоз перестройки. Поэтому давайте – я с этого начал – давайте будем брать пример с великих. У нас, кстати, две улицы были, вернее, два достопримечательных адреса, которые имели имя буржуазных революционеров: улица Марата – знаете? Вот я теперь боюсь, что ее скоро переименуют, потому что…
Пора, раньше она называлась Грязи, поэтому в Грязи обратно.
Да, вот так же бывшее Растяпино – это Дзержинск Нижегородской области, тоже не переименовывают, под Нижним Новгородом, что-то как-то в Растяпино не хотят. А вот набережную Робеспьера наш дорогой замечательный губернатор переименовал же в Воскресенскую. Но Робеспьер же буржуазный революционер – почему вы не уважаете своих… У нас же буржуазная революция сейчас, контрреволюция произошла, так вы радуйтесь. Буржуазная, так вы должны своих-то беречь, символы свои уважать.
Ну, это, видимо, последствия повышенной грамотности: они не отличают, кто про какую революцию.
Наверное, но как-то так непонятно мне.
Хотя странно.
