– И если бы только это. «Falcon Industries» и «Falcon Inventions» являются источниками самого настоящего патентного шторма. В «Falcon Industries» часть из них проходит техническую апробацию и доводится до предпромышленных образцов. Охота за изобретателями, инженерами и техниками идёт по всему миру.
– И что, этим тоже занимается графиня?!
– Нет. Некто Ладиагин. Бывший русский уполномоченный по оружейным поставкам.
– Опять русский. Невероятно!
– Это не всё, сэр. Новый проект уже начал работу, пока только в стадии эксперимента. Телевидение.
– Это тоже их выдумка?!
– Первые попытки применить эту идею на практике начались в Соединённых Штатах и в России, сэр. Под руководством русского академика… э-э-э… боюсь, произнести эту фамилию я не сумею. Са-во-ро-кин [46]… Кажется, так.
– Я правильно понимаю открывающиеся перед нами перспективы, Артур? – прищурился Эдуард.
– Думаю, да, сэр, – улыбнулся Глокстон. – Искренне на это рассчитываю, сэр.
– Паутина, говорите? – задумчиво произнёс король, потирая пальцами подбородок.
– Да.
– И так быстро!
– Если мне позволено будет добавить – не только здесь, как я уже упомянул. Иногда всплывают факты, которые, когда сводишь их воедино, – Глокстон чуть приподнял плечи и поджал губы, не то восхищённо, не то осуждающе. – Имя Оливера Рассела вам что-нибудь говорит, сэр?
– Это, кажется, крупный американский промышленник?
– Не только. Ещё и финансист.
– И что же? Постойте, постойте. Что-то припоминаю… Какая-то странная история… Похищение…
– Три года назад в Нью-Йорке была похищена жена Рассела и двое его малолетних сыновей. Через сутки они были освобождены без единой царапины, что само по себе является чрезвычайной и редчайшей удачей. Полиция, разумеется, целиком записала этот триумф на собственный счёт. Правда, выкуп был всё же заплачен. Пять миллионов долларов, сэр.
– Н-да. Весьма!
– Рассел фантастически разбогател на торговле с большевиками. Вскоре после счастливого завершения истории с похищением сама миссис Рассел, до того ничем и нигде себя не проявившая, чьё лицо было известно разве что слугам и нескольким близким приятелям и приятельницам, учреждает и возглавляет Русское Бюро Комитета Дочерей Американской Революции в Нью-Йорке. Это самое Русское Бюро разворачивает прямо-таки бешеную антибольшевистскую работу. В красной прессе их называют не иначе, как «Американские Ведьмы». Они пикетируют большевистские сборища, собирают деньги для беглецов от Советов. А вот что пишет, например, «Лайф», – это отрывок из интервью с миссис Оливер Рассел… – Глокстон лизнул палец, – король поморщился от этого плебейского жеста, – и, перевернув несколько листков, поправил очки и прочёл: – Миссис Рассел… Заявляет… А! Вот. Наша мечта – Великая и Свободная Россия… Наши враги – не русские и тем более не Россия, а большевики Ленина и Троцкого, поработившие эту страну… Мы, женщины Америки, понимаем, что, лишь защищая Россию, мы сумеем защитить себя и своих детей… Каково?
– Ничего не понимаю, – Эдуард растерянно посмотрел на Глокстона.
– Рассел практически свернул свои дела с большевиками. Примерно в это же время в Лондоне появляется мистер Гур. Как будто бы из Венесуэлы. Так, во всяком случае, его рекомендовали в обществе. Потом графиня Дэйнборо становится у руля «Фалкона», и первым и главнейшим партнёром «Фалкона» в США делается «Нью-Йоркский Американский Банк». Как вы думаете, кому принадлежит контрольный пакет?
– «Фалкону»… Нет. Погодите. Расселу?!
– А ещё точнее – миссис Рассел. Эффектная женщина, любимица американцев, героиня, близкая приятельница миссис Рузвельт. И – знакомая, даже, кажется, подруга нашей маленькой графини. Во всяком случае, когда случилось несчастье – ну, это падение с лошади, – миссис Рассел примчалась в Лондон на всех парах и пробыла с графиней – и мистером Гуром, разумеется, – около месяца. Кстати, у графини Дэйнборо никогда не было и тысячной доли тех денег, что потрачены на «Фалкон» и провокационное банкротство «Бристольского Кредита». Конечно, дела «Фалкона» перед продажей шли далеко не блестяще, но не настолько. А при прочих равных «Бристольский Кредит» стоил как минимум в сто раз дороже, чем за него было уплачено. Да и при сверке отчётности выяснилось, что многие проблемы бессовестно раздуты ретивыми писаками с Флит-стрит [47]. А потом, буквально три месяца назад, «Фалкон» приобретает Гонконгско-Шанхайский Банк.
– Это что-нибудь означает, насколько я могу судить по загадочному выражению вашего носа, дорогой Артур. Валяйте.
– В этом банке хранились – и хранятся до сих пор – порядка трёх четвертей тех денег, что находились у русских дипломатов и торговых представителей за пределами России на момент большевистского переворота.
– Это значительная сумма?
– Около трёхсот миллионов золотых царских рублей, сэр. Если исходить из довоенного обменного курса – порядка восьми рублей за фунт стерлингов – это составит примерно тридцать пять миллионов фунтов. Опять же – довоенных. Или пятьдесят – в сегодняшних ценах. Конечно, не все эти деньги лежат нетронутыми, но…
– Я понял, – Эдуард потрогал большим пальцем правой руки складку между бровей. – Чёрт знает что. Нет, в самом деле. Хотите сказать, этот самый мистер Гур?!.
– Без сомнения, он запланировал многие стратегические действия «Фалкона». Дело не только в «Фалконе» и в деньгах, сэр. Наш посланник в Хельсинки представил по моей просьбе информационную записку, в которой утверждает, что за последние два года с помощью маршала [48], его сына и неких неустановленных лиц в Суоми из Советской России эвакуированы несколько тысяч человек. В основном это молодёжь из тех, кто либо угодил в создаваемые большевиками лагеря трудовой повинности, либо те, кому по разнообразным причинам закрыты возможности для учёбы и работы России. Так называемые «лишенцы».
– Это ещё что такое?
– Это лица, которые лишены большевистским правительством тех или иных прав. Они не могут, например, поступить в университет, не могут занимать должности в государственных структурах, не могут быть учителями, воспитателями, служить в армии и так далее.
– Нет, всё-таки большевики – это… Я понимаю, они так защищают свою власть, но… Это ведь отвратительно, Артур, вы не находите?
– Совершенно согласен с вами, сэр. Вы позволите мне продолжать?
– Конечно. Вы полагаете, наш чудесный мистер Гур и тут приложил руку?
– Вам будет очень интересно узнать, что происходит с этими молодыми людьми дальше, сэр. Финляндия не резиновая, а финский язык…
– Не томите, Артур!
– Весьма обширная география, сэр. Европа, Америка. Лучшие университеты. Стипендии. Разумеется, анонимные.
– Опять мистер Гур. Или «Фалкон», что, собственно говоря, одно и то же. Да он же просто создаёт какую-то… параллельную страну?! Это ведь не просто помощь и поддержка эмиграции. Это что-то совершенно новенькое!
– Очень похоже на это, сэр. Доказательств у меня нет никаких. Не только, кстати, у меня – ни у кого вообще. Да их и не может быть, насколько я понимаю. Но и сомнений у меня тоже нет, сэр. Можете делать со мной, что хотите.
– Я подумаю об этом, Артур, – Эдуард отхлебнул немного бурбона и посмотрел на Глокстона. – А что большевики? Они что же, никак на это не реагируют?
– Отчего же, – Глокстон пожал плечами. – Они пытаются. Но дело в том, что их возможности не
