Поднимая узорный кожух отключенной лаборантке,
старший техник Ф. снова видит крылатый сумрак,
четверть века назад вспорхнувший с листа бумаги
на столе психиатра в провинциальной дурке,
где Ф. косил от призыва - пахло карболкою, говном,
чахлым ужасом, психи вяло дрались за сладкое...
За окном снова ходит дерево. Что девушка, что оно,
что сам он, что кровоизлияние на сетчатке -
лишь случайный ответ на: "а что ты увидел тут?"
- Девушка, доктор, дерево, раздавленный глаз. Дурацки,
но от листа с тенями он снова пришел к листу.
Техник Ф. содрогается и все-таки ставит кляксу.
2012
родительский день
Вот мент в околотке, подшив застекленных эфебищ,
взирает на чотких индиго, напрасную расу,
так летчик глядит на никчемное, топкое небо
с корягами молний за скучною облачной ряской,
в котором и сгинет, не сгинет, останется темным
слепым силуэтом, пятном, онеменьем сетчатки,
фосфеном, свеченьем на фоне дверного проёма,
внутри своей тени, где снег будет падать и падать,
и улицы - течь, и шагать - беспробудное море,
и жесть будет петь на столбах обреченную силу...
Нас нет и быть может не будет, застывших в притворном,
неправильном завтра, куда бы нас мать не родила.
2012
сожжение азбуки
в блатнограде кирилл-и-мефодий сожгли второй том букваря,
