исполнившими свой ритуальный танец прямо у алтаря, во время встречи с индейским шаманом — получил его «благословение».

Близкие отношения связывали его с Далай-ламой XIV, с которым он неоднократно встречался в Ватикане. В свою очередь во время своего визита в Южную Корею в 1984 году он посетил буддистский храм, выразив своё волнение по случаю встречи «в храме Его Святейшество, высшего буддистского патриарха», перед которым он преклонился во время приветствия[619].

«Дух Ассизи» настолько ясно выявляет свою теософскую основу, что, думается, уместным привести здесь высказывания двух видных теософов, подходящих для описания экуменизма Иоанна Павла II.
Первое — это отрывок из речи председателя Теософского общества Франции Блека (1908 г.): «Так какова же будущая религия человечества? Это уже не исключительная и сепаратистская вера, но признание таких же правд, которые находятся во всех религиях. Существует только одна истинная религия, Божественная Мудрость, и каждая религия, взятая в отдельности, истинна лишь в той мере, в какой она включает в себя основные наставления этой Божественной Мудрости… Великий духовный импульс… направлен не на создание новой религии…, но на то, чтобы оживить, осветить существующие религии, привести их постепенно к соединению в великом братстве Религий».

А это — из выступления Рудольфа Штайнера, посвящённого Евангелию от Марка:
«Что произойдёт, когда верующие представители различных религиозных систем поймут друг друга, когда христианин скажет буддисту: я верю в твоего Будду, а буддист скажет христианину: я могу понять тайну Голгофы, как её понимаешь ты сам? Что произойдёт с человечеством, когда нечто подобное станет обычным? Среди людей наступит мир, взаимное признание религий. И это должно произойти.
И антропософское движение должно сформировать такое истинное взаимопонимание религий»[620].
Однако вновь надо подчеркнуть, что при всей экуменической открытости Иоанна Павла II он чётко преследовал свой интерес. Хотя ревизия истории коснулась и папства, — были признаны ошибки пап в разделении церквей, в их заявлениях относительно неприятия религиозной свободы и модернизма — Иоанн Павел II никогда не позволял себе затрагивать главной причины всех отклонений в жизни западной церкви — положения о главенстве папы и догмата о непогрешимости его учения. И уже упомянутая декларация Dominus Iesus 2000 года совершенно определённо подчёркивала, что спасение любого «зависит по необходимости от римского понтифика» и что другим христианским конфессиям не хватает полного общения с Католической церковью, поскольку они не принимают учения о первоверховной власти, обладаемой епископом Рима.
Очевидная двойственность в поведении Ватикана — с одной стороны, готовность идти на уступки в вопросах, касающихся основополагающих положений христианского учения (идеи о «семенах Слова», о присутствии Святого Духа в нехристианских религиях, о соединении Сына Божия через Своё воплощение некоторым образом с каждым человеком и др.), с другой стороны, непреклонность в отстаивании властных прав римского понтифика — стала характерной для сотрудничества Католической церкви со Всемирным советом церквей. Посылая своих представителей в качестве «наблюдателей» на все экуменические ассамблеи, конференции и участвуя в совместных молитвах, Католическая церковь так и не вступила формально в ВСЦ. Объясняя причины этого в письме к генеральному секретарю ВСЦ от 4 июля 1983 года, председатель Папского совета по содействию христианскому единству кардинал Вилле- брандс писал: «Римско-католическая церковь в гораздо большей степени, чем другие церкви, считает свою структуру универсальной общности и универсальной миссии существенным элементом своей идентичности… Решение о её присоединении к мировому сообществу церквей могло бы быть дурно истолковано… с позиции власти (авторитета) в Римско-католической церкви и способов её осуществления»[621].
Для папы вступление в ВСЦ приемлемо только при условии, что он возглавит эту «универсальную церковь».
А пока, путём признания частичной истинности других религий и братания с их представителями, понтифик всемерно укреплял свой всемирный авторитет, подготавливая слияние всех конфессий в единую религию. Его «пасторальные прогулки», собиравшие многотысячные толпы и походившие больше на показательные выступления, превратили его в мировую суперзвезду, озабоченную укреплением своей популярности любой ценой, стремлением сойти за своего для любого и каждого. И всё ради того, чтобы иметь возможность назвать себя «руководителем и хранителем всех религий»,