Возможно, что к постройке было приступлено в 1819 году. Я не знаю, я не специалист по юбилеям. В 1824 году собор, во всяком случае, строился: камнями постройки во время бунта декабристов народ отбил атаку кавалергардов.
Николай I сам усовершенствовал проект Монферрана, прибавив, кажется, еще два портала «для симметрии». Получилось здание, так характерное для силуэта Петербурга, здание нарочито огромное, пышно-академическое. Фантастическое по своей тяжести для болотистого грунта Петербурга, оно не органично для него, если не считать Петербург городом разрушения.
Громадный храм разрушает себя собственной тяжестью. Недавно говорили о необходимости заложить ниши в стенах. Осыпается неправильно положенная живопись.
По словам старожилов, Исаакий, несмотря на 10 672 трехсаженные сваи, забитые в грунт, на которые положен фундамент в 17 000 кубов гранита, медленно погружается в почву.
Крайне характерен купол Исаакиевского собора. Это не купол, строго говоря, это имитация купола. Конструкция купола железная. Это одна из самых крупных железных конструкций того времени и в техническом отношении была тогда очень любопытна.
Но с точки зрения соответствия материала и формы «купол» не архитектурен.
В архитектуре камень должен становиться еще каменней, железо железней. Специфические черты характера сопротивления данного архитектурного материала определяют его архитектурные формы.
Характер кирпичной кладки, с толстой прослойкой дикого камня внутри, определял стиль новгородских церквей. Кирпичная кладка и утрата стеной опорного значения, перенос тяжести здания на столбы и контрфорс создали готику.
Материалом архитектуры, как и искусства, является не «строительный материал», а сопротивление материалов. Это создает архитектурную семантику. Правда, в архитектуре мы имеем и другой закон, закон переживания формы.
Новый материал иногда повторяет вначале формы, выработанные свойствами другого материала.
Например, в Московских каменных храмах сказались многие черты деревянных шатровых церквей. Греческое зодчество в основу каменного здания положило формы, выработанные для дерева. Здесь было не полное конструктивное использование нового материала, но не было конструктивной лжи. Свойства мраморной балки, работа на сжатие в колонне использовались вполне архитектурно.
Исаакий же и своим куполом, и своей главной башней, обшитой медными листьями, окрашенными под мрамор, лжет, как картонный.
На фальшивой башне лежит «не взаправдашний» купол. Ему бы, по материалу своему, подняться вверх, как шпиль, а он горбится, — круглится. Он фальшивый, как полотняная колонна какой-нибудь театральной постановки. Один материал имитирует другой, а не выражает себя.
Исаакий нарочито громаден. Громадны монолитные колонны (56 ф.), громадны колонны вокруг барабана (42 ф.), громадны ангелы, и крылья их так хорошо прорисовывают углы.
Но Исаакий не архитектура, не здание. Это не сила, образованная из слабостей (Леонардо да Винчи)[281].
Вес здесь не создает устойчивости, вес здесь разрушает.
Это тяжелая многомиллионнопудовая декорация.
Это не художественно, как перевод.
ЭМИГРАЦИЯ КУЛЬТУРЫ
В большой поволжской деревне Ровное, ныне Марксштат, населенной немецкими колонистами, возник университет.
В петербургском университете почти нет слушателей.
Петербургские театры уезжают в провинцию.
Уезжают в деревню квалифицированные рабочие, уезжает и бывший лавочник, вспомнивший свои связи с деревней.
Деревня разматывает город.
Уходят в деревню вещи, платья, портьеры — все то, что может унести с собой обратный мешочник.
Город рассредоточивается. Город тает. Растут провинциальные центры, и в первую голову обогащается людьми деревня.
Это самое важное в сегодняшнем дне.
Городская культура распыляется, растаскивается, совершает великое рассечение. Я знаю, что не разрушение Византии было причиной появления итальянского возрождения, но я знаю и то, сколько сделала маленькая кучка несториан, вытесненная когда-то из Мессопотамии и разнесшая свою культуру на всю Персию, до Индии, до Сибири, до дальних граней Туркестана.
Правда, эти люди имели свой фанатизм, им было из-за чего идти так далеко, они не искали только дешевой картошки.
Но я человек верующий, я хочу верить в то, что культура неуничтожима.
