Я думаю, что-то будет внесено в быт деревни беглецами города.
Несколько дней, может быть, месяцев сытости вернут тоску по культуре, заставят что-то делать.
Теперь другой вопрос: сможет ли русская провинция воспринять эту культуру искусственную, в оранжереях, при дешевых дровах выращенную, петербургскую культуру?
Я верю, что сможет.
Русские песенники полны стихами поэтов XVIII века, стихами поэтов, выросших еще на более искусственной почве.
Искусство и жизнь не связаны функциональной связью. В мире вещей свободным живет мир художественных форм.
Венчики персидских миниатюр нимбами горят на русских иконах, романские звери живут на карнизах суздальских церквей.
А в церквах новгородских так плавно перелилось творчество грека в творчество северного славянина — человека из болотного леса.
Приемышам хорошо в искусстве, весь царский род форм искусства продолжается, как когда-то ради римских императоров, через усыновление.
Деревня-народ приняла в свое время и манихейство через богумилов, и греческую легенду, и арабскую сказку, и стихи Державина и Лермонтова, и яркую, как павлиний хвост, комедию о царе Максимилиане.
В искусстве нет границ, здесь из рода в род, из края в край переходят элементы единственной вселенской интернациональной культуры.
Дорого стране стоила петербургская культура, и вот рассыпался ее центр.
Я верю, что рассыпался не даром, и пусть вера кажется безумием, я верю, что городское творчество последней четверти века обновит и сольется со старой культурой русской равнины.
К ТЕОРИИ КОМИЧЕСКОГО
Должен ли быть анекдот смешным?
Чем отличается смешное от трагического?
Я не знаю.
Счастливы люди, которые знают, сколько мыслей было у них в голове, за кого нужно голосовать на избирательных кампаниях, знают, что Белинский и Иванов-Разумник — русские критики. Я думаю, что они знают даже, что скажут люди над их могилами. Я же не знаю даже, чем отличается смешное от трагического. В воспоминаниях Бекетовой об Александре Блоке есть любопытное место: А. А. Блок со своей будущей женой, Л. Д. Менделеевой, выступал в деревенском театре. «Зрители относились к спектаклю более чем странно. Я говорю о крестьянах. Во всех патетических местах, как в „Гамлете“, так и в „Горе от ума“, они громко хохотали, иногда заглушая то, что происходило на сцене».
Это производило неприятное впечатление.
Не знаю.
Много раз слышал этот смех в 1919/20 году в петербургских театрах. Смеялись в самых драматических местах. Например, когда Отелло душил Дездемону. А между тем ходили в театр, любили театр, говорили о театре в казармах.
Восприятие трагическое и комическое ближе друг к другу, чем это полагают.
Вещь может быть задумана как трагическая и воспринята как комическая, и наоборот.
Антон Чехов писал своему другу: «Пишу веселый фарс». Это были «Три сестры».
На «Трех сестрах» канонично плачут.
У меня на руках был блоковский автограф «Незнакомки».
Вы помните?
«По вечерам над ресторанами…»
Автограф этот хранится у Зиновия Исаевича Гржебина.
Прислан он был в «Адскую почту» — юмористический журнал, издаваемый Гржебиным.
На углу рукописи пометка Г. Чулкова: «Набрать мелким шрифтом».
У Марка Твена есть в «Простодушные у себя дома и за границей» описание его первой юмористической лекции. Твен не верил в свои силы и озаботился подыскать клакеров. Пригласил здоровых молодцов с дубинами, пригласил даму, которая смеялась особенно заразительно, на улице встретил героя своих повестей Тома Сойера, — пригласил и его.
Уговор был такой. Когда Твен улыбнется, дама должна была хохотать, Том подхватывать, а молодцы с палками стучать и аплодировать.
Лекция удалась блестяще.
Все смеялись без всяких клакеров.
