«Сударыня, ха-ха, прекрасно!»
«Сударыня, ха-ха, ужасно!» («Горе от ума»).
У Тургенева в «Накануне».
«Ах, ты сочувственник, — брякнул Шубин и рассмеялся вновь придуманному слову».
В обоих случаях сами по себе слова комического элемента не содержат.
Я случайно знаю, что слово «Коминтерн» при его создании воспринималось как смешное.
Многочисленные советские анекдоты — на одном ощущении комичности новообразованных слов.
Я присутствовал в Москве на заседании одного лингвистического общества, настроенного по отношению к советской власти совершенно не оппозиционно. Читался доклад о «советских словах». Докладчик был филолог-коммунист.
И весь вечер прошел в веселом демонстрировании различных языковых курьезов.
Более сложной является игра с семантикой слова. Например, у Тэффи в одном рассказе: «У нас, слава богу, в Бога не верят»; в том же рассказе: «а вдруг, не дай бог, Бог есть».
Комизм здесь основан на том, что в одном случае в выражении «слава богу» или «не дай бог» слово «бог» имеет не то значение, как в утверждении «Бога нет» или «Бог есть».
Это, конечно, основано на привычности выражения «слава богу», которое воспринимается как одно слово. Попробуйте сказать с перестановкой: «У нас Богу слава, в Бога уже не верят», или: «А вдруг Бог не дай, Бог есть» — и ощущение комизма исчезнет.
Здесь комично двойное семантическое осмысливание одного фонетического знака, в данном же случае, тоже говоря комично, утрата словом его первичного смыслового значения.
Перехожу на современный анекдот.
«Ночью стоит поезд; выходит из вагона человек и спрашивает: — Почему стоим? — Ему отвечают: — Паровоз меняем. — На что меняете?»
Здесь слово «меняем» имеет сперва техническое значение замены одного предмета другим однотипным (как о машинах пишут — «легкая заменимость частей»), а в другом — слово «менять» взято в смысле товарообмена.
Для меня сейчас при некоторой привычке платить за товар деньгами анекдот не смешон.
Очень обычны достижения комического впечатления через применение к одной категории явлений понятия, связанного с другой.
Беру опять современный анекдот.
В Москве говорили, что Совнарком приказал ввиду отсутствия топлива перевести градусник на четыре градуса вверх.
В старинном анекдоте это дано так.
Человек смотрит на термометр и говорит: «14, а я в девять обещался жене быть дома».
Здесь комично сопоставление двух рядов цифр: часы — градусы. Мотивировка путаницы — опьянение.
В другом советском анекдоте два спекулянта из-за боязни Чека условливаются на будущее время по телефону называть миллионы не лимонами, а лошадьми.
— Нужны два миллиона, — говори — пришлите две лошади.
Вечером происходит разговор:
«Пришлите мне, пожалуйста, три лошади».
«У меня нет ни одной лошади».
«Но я не могу жить без лошадей».
«Хорошо, я пришлю вам полторы лошади».
Анекдот не бытовой, так как, когда нельзя было по телефону говорить о миллионах, нельзя было просить и о присылке лошадей.
Вся мотивировка анекдота построена для того, чтобы создать «дробную лошадь».
Ряд такой: полтора миллиона, полтора лимона, полторы лошади.
Значит, комичен здесь не быт, а смысловое противоречие в словах.
Обилие советских анекдотов в России объясняется не особенно враждебным отношением к власти, а тем, что новые явления жизни и противоречия быта осознаются как комические.
Денежно-обесцененные миллионы первое время сами по себе производили комическое впечатление.
Потом к ним привыкли.
Но начали в анекдоте использовать противоречие между «денежным» и реальным миллионом.
Например:
«Ужасно! В России может быть к осени вымрет несколько миллионов».
«Ну что такое советский миллион!»
