– Когда их спины напрягаются в гневе и неповиновении?
– Когда их энергия превращается в агрессию?
– Когда их глаза становятся ясными и тела расслабляются?
– Когда они счастливы и защищены?
– Как они выглядят, когда добиваются успеха?
– Если они плачут – это настоящее отчаяние или эмоциональный срыв?
Большинство родителей обнаруживают, что их реальные дети и те дети, которые до сих пор существовали в их воображении, очень сильно различаются.
Подумайте, совпадают ли ваши представления о воспитании детей с тем, что вы увидели. Поговорите с самими детьми, с вашим партнером, с друзьями. И снова спросите себя:
– Как я выгляжу в глазах других?
– Как меня воспринимают?
– Как я воспринимаю себя?
– Из каких источников берутся мои мнения и оценки?
– Какие представления отражают мои истинные ценности, а какие мне надо отбросить?
– Насколько меня волнует реакция окружающих, если я изменю свои мнения и оценки?
– Готов ли я остаться в одиночестве, но верным себе, или буду приспосабливаться?
– Говорил ли я недавно что-то, что другие сочли странным, травмирующим или лишним? Согласен ли я с этим?
Мы не можем изменить свою роль за один день, да это и не нужно. Дети чувствуют, когда родители начинают всерьез заниматься собой и почти в том же темпе меняют свое поведение. Даже если родители изначально просто хотят, чтобы дети вели себя «правильно», те замечают перемену и перестраиваются сами. Но если родители неискренни – если они делают это только «ради детей», – дети возвращаются к прежнему поведению.
Установление границ
Обычно мы устанавливаем для детей два вида границ – одни относительно постоянные, другие меняются в зависимости от наших убеждений. Список постоянных ограничений может расширяться, потому что родители считают их полезными или защищающими:
– Я хочу, чтобы ты снимал обувь, когда входишь в дом.
– Я хочу, чтобы ты убирал игрушки перед сном.
– Я хочу, чтобы ты ходил со мной в церковь, пока не станешь достаточно взрослым, чтобы принимать свои решения в отношении религии.
– Я хочу выбирать, что ты смотришь по телевизору.
Важно при установлении границ использовать личный язык («я хочу») вместо категорических требований: «Тебе не разрешается заходить в дом в обуви», «В твоем возрасте нельзя смотреть все передачи подряд». Когда правила выражаются лично, в них больше смысла, и дети больше уважают как правила, так и человека, который их устанавливает. Все люди чувствуют себя маленькими, безответственными и глупыми, если их постоянно ограничивают рамками.
Второй вид ограничений – личный и отрицающий:
– Я не хочу, чтобы ты играл сейчас на пианино. Мне нужно отдохнуть.
– Я почитаю тебе попозже, сейчас я хочу поговорить с твоей мамой.
– Сегодня я сам хочу принять ванну.
– Я не хочу, чтобы ты сейчас сидел у меня на коленях. Слезь, пожалуйста.
– Я не хочу, чтобы ты брал мои книги с полки.
– Сегодня один из таких дней, когда я жалею, что у меня есть семья. Я хочу побыть один, если в доме нет пожара!
– Я не хочу, чтобы ты сегодня играла с моей косметикой.
Здесь личный язык сам несет сообщение. Слова могут ранить, истинные эмоции – нет. Нет ничего плохого в том, что родители проявляют грусть, гнев, взбалмошность, юмор или раздражение. Неважно, что дети иногда «чувствуют себя отвергнутыми». Таким образом они усваивают, что не всегда могут получить все желаемое и что каждый существует в контексте семейной жизни. Иными словами, у всех членов семьи есть свои личные потребности.
Есть еще одна причина, по которой мы не должны стесняться выражать свои истинные чувства личным языком. Наш темперамент, эмоциональные взлеты и падения – часть нас самих.
Проявление чувств создает контакт. Мы часто забываем, что тепло отношений рождается из двух источников: того, что объединяет нас, и того, что вызывает противоречия.
Личный язык: «я хочу», «я не хочу» и так далее, работает, только если он действительно личный. Если он используется для других целей или как лингвистический трюк с заменой «ты» на «я», он неэффективен. Родителям, которые выросли в семьях, где личный язык был запрещен или считался
