Браток и еще четверо вооруженных до зубов бандитов с повадками тренированных профи, которые сопровождали его от лифта, вышли и закрыли за собой дверь. Эрих подождал, пока они не выйдут прежде чем заговорить, и маленький кулак его искалеченной руки сжимался и разжимался, как происходило всегда, когда он нервничал.
— Надо же, Амос. Выглядишь живее, чем я ожидал.
— Ты тоже не особенно мертв.
— Если я правильно помню, во время последней встречи мы договорились, что ты никогда не вернёшься в мой город. Или откроется сезон охоты, как я это называю.
— Погодите, — встряла Персик. — Он обещал тебя убить, если вернешься?
— Нет, — сказал Амос. — Скорее подразумевалось, что меня убьет один из его прихвостней.
Персик подняла бровь.
— Да, совсем другое дело.
— Если ты здесь из-за старика, то я не интересовался, жив он или нет. Договор был о том, что он сохранит дом, и это я выполнил. А сейчас у меня своих проблем навалом.
— Никаких претензий, — сказал Амос. — Полагаю, всё так изменилось, что, возможно, старые правила не очень подходят для новой ситуации.
Эрих, хромая, подошел к экрану на стене. Несколько чаек кружили на экране, черные на фоне бесцветного неба. Еще с прошлого его пребывания здесь Амос запомнил, что на переднем плане должны были стоять здания. Большинство из них все еще были рядом. Все, что располагалось в направлении береговой линии, теперь стало ниже.
— Я был здесь, когда это произошло, — сказал Эрих. — Это была не просто волна. Ну, знаешь, вроде волн для сёрфинга? Это было словно весь грёбаный океан встал на дыбы и обрушился на берег. Исчезли целые кварталы, которыми я заправлял.
— Я не знал, что произошло, — сказал Амос. — Новостные репортажи и последовавший затем бардак не очень помогли.
— А где ты был?
— Вифлеем, — ответила Персик.
Эрих повернулся к ним. Его лицо не было злым, испуганным или настороженным. Хороший знак.
— Выходит, ты отправился на юг? И насколько там всё плохо?
— Другой Вифлеем, — сказал Амос. — Этот находится в административном округе Каролина.
— Там, где "Яма", — сказала Персик, подняв руку, словно она ребёнок на уроке. А через секунду добавила: — была.
Эрих моргнул и прислонился к столу.
— Это куда пришёлся третий удар?
— Да, поблизости, — сказал Амос. — Потерял текилу, которую ты мне подарил, вот дерьмо.
— Тогда как ты умудрился выжить?
— Практика, — весело ответил Амос. — Вот что. У меня есть работёнка. Вернее, у Персика есть работёнка, но я в деле. Может понадобиться помощь.
— Что за работа? — спросил Эрих. Голос стал резким и чётким, когда разговор зашёл о бизнесе. Словно кто-то проснулся. Амос повернулся к Персику и кивнул. Она обняла себя руками.
— Знаешь озеро Уиннипесоки?
Эрих нахмурился и одновременно кивнул.
— Искусственное озеро?
— Ага, реконструированное, — сказала она. — На острове Гремучей Змеи есть анклав. Полностью огороженный стеной. Независимые силы безопасности. Может, пятьдесят поместий.
— Продолжай, — сказал Эрих.
— У них есть частная стартовая площадка, построенная на берегу озера. Весь смысл этого места в том, что ты можешь приземлиться с суборбитальной высоты, или спуститься с Луны либо со станции в точке Лагранжа, и оказаться при этом на расстоянии пешей прогулки от дома. У каждого есть ангар. Скорее всего, ничего с двигателем Эпштейна, но что-нибудь, на чем можно добраться до Луны, там будет. Если идти по дороге, пропускных пунктов избежать не удастся, но можно добраться по воде. Замки лодочных гаражей взломаны. Ввести правильный код, и они откроются, даже если чип безопасности не в зоне действия.”
— И откуда тебе это известно? — спросил Эрих.
— Я проводила там лето. Так мы заходили и уходили, когда сбегали в трущобы.
Эрих посмотрел на Персика так, как будто был не очень уверен, каким образом она оказалась в комнате. Он усмехнулся коротко и жестко, но не в смысле «нет». Амос перевел игру на себя:
— Идея заключается в том, что мы заходим, хватаем корабль, и валим на Луну.
Эрих уселся на шар, широко расставил ноги и немного покачался взад-вперёд, полузакрыв глаза.
— И какая сумма?
— Сумма? — переспросила Персик.
— О чём мы говорим? Когда уже пойдёт речь о деньгах?
— А их нет, — сказала Персик.
— Тогда в чём моя выгода?
— Ты свалишь отсюда, — сказал Амос. — Это место было настоящей дырой ещё до того, как кто-то опрокинул на него Атлантический океан. И здесь не станет лучше.
Маленькая иссохшая рука Эриха плотно прижалась к его туловищу.
— Давай-ка мы все проясним. Ты считаешь, что я попрусь за семьсот, может, восемьсот километров, чтобы проскользнуть сквозь какой-то частный наемный отряд смерти и угнать корабль и при этом весь мой выигрыш будет в том, что придется бросить всех и все, что у меня сейчас есть? А дальше что? Русская рулетка, в которой, когда выигрываешь, можешь оставить пулю себе? — он говорил громко и напряженно. Он говорил, будто хлестал кнутом. — Это мой город. Моё место здесь. Я лез из своей чертовой шкуры в Балтиморе всю жизнь, и потратил на это уйму сил. Уйму. А теперь я должен поджать хвост и бежать отсюда, потому что какой-то астерский мудила решил всем доказать, что у него крошечный член и его мамочка недостаточно любила его, когда он был малышом. Да хер там! Ты слышишь меня, Тимми? Хер там!
Амос посмотрел на свои руки и попытался придумать, что делать дальше. Его первый импульс состоял в том, чтобы посмеяться над ерундой Эриха, но он был уверен, что это не будет хорошей идеей. Он попытался представить, что бы сказала Наоми, но прежде чем он придумал что-нибудь хорошее, Персик подошла к Эриху протянув руки к нему, как будто собиралась обнять его.
— Я знаю, — сказала она, и её голос задохнулся от чувства, которое Амосу не суждено было понять.
— Понимаешь? Чёрт возьми, что ты понимаешь?
— Что значит всё потерять. Как это тяжело, потому что продолжаешь думать, что всё не могло действительно исчезнуть. Что есть способ всё вернуть. Или что если будешь вести себя так, словно всё нормально, то не заметишь, что всё исчезло.
Эрих застыл. Лишь больная рука раскрылась и сжалась снова так быстро, словно он пытался щёлкнуть крошечными розовыми пальцами.
— Не знаю, о чём ты.
— Когда я сидела, там была одна женщина. Она убила своих детей. Их было пятеро, и все мертвы. И она это знала, но всё равно говорила о них, будто они всё ещё живы. Будто вот проснётся она