Пыль висела в воздухе, сияя и танцуя. В стороне стояла небольшая группка Плакальщиков. Они не охраняли их, не угрожали и даже, кажется, не держали в плену. Старуха просто сказала Муле одно-единственное слово. Она показала на облако пыли и прошептала:
– Смотри.
В пыли вставали формы и образы – смутно понятные, почти узнаваемые. Вот Мула разглядела дерево… Потом бьющий о берег океан…. Потом город, странный и дивный.
Даже несмотря на окутывавшую комнату печаль, Муле показалось, что в ней странным образом есть и надежда. Как будто здесь что-то праздновали, возносили чему-то хвалу… Она даже попросила К-9 помочь ей с этим разобраться, но робот оказался воинственно несговорчив. Он сказал, что занят анализом пыли.
Мула сунула руку в мерцающее облако и удивилась, что ей не щекотно. В ладони у нее запрыгала крошечная соткавшаяся из пыли птичка. Мула вынула руку с ней из облака, и существо помедлило в ней, ероша хохолок, но через мгновение рассыпалось.
– Как грустно, – сказала Мула. – Птичка была такая милая.
– Хозяйка, – К-9 вопросительно посмотрел на нее.
– Что такое?
– Плакальщики нашли хозяина-Доктора, – проинформировал пес. – Они идут сюда.
– Откуда ты знаешь? Я ничего не слышу.
К-9 тщательно обдумал ответ.
– У хозяина-Доктора очень характерное сердцебиение. Я могу засечь его сквозь полмили сплошного камня. При теперешних показателях скорости, они будут здесь через двадцать три целых девять десятых секунды.
Мула перевела взгляд на врезанную в стену огромную каменную дверь, а потом на величавую фигуру старой женщины со склоненной будто бы от стыда головой.
– Я не знаю, что мне делать, – сказала она. – Всю жизнь меня учили бояться и ненавидеть Плакальщиков. А теперь кажется, что это единственные на всей планете честные люди. Можно ли им и вправду доверять?
– Шестнадцать секунд до прибытия, – возвестил К-9, игнорируя вопрос. – Хозяин-Доктор не запрограммировал бы меня отвести тебя к ним, если бы не думал, что это безопасно.
Он умолк и подвигал ушами. Мула вдруг подумала, уж не поймал ли он себя на вранье.
– Двенадцать секунд до прибытия, – твердо заявил пес.
– Безопасно? Но он-то откуда это знал? – запротестовала Мула.
– Я сообщил ему результаты анализа паттернов из мозговых волн сразу после атаки, – объяснил К-9 с таким видом, словно после этого все прочие вопросы отпадали сами собой. – Используемая ими частота предусматривала весьма комплексные эмоции, но не несла никаких злых намерений.
– Никаких злых намерений?
Мула вспомнила, как мама рассказывала ей на ночь сказки про злых Плакальщиков, которые хотят сожрать весь мир.
– Ты хочешь сказать, что они приложили его об стену… с добрыми вибрациями?
– Ответ утвердительный, – сказал К-9. – Одна секунда до прибытия.
Каменная дверь скользнула в сторону, и в пещеру вошел Праликс.
Мула так и прикипела к месту, таращась на брата сначала в ужасе, а потом с чувством неимоверного облегчения. Ну, по крайней мере, он жив. Зато как ужасно изменился!
– Что они с тобой сделали? – закричала она, чуть не плача.
Праликс замер на пороге, словно ему на мгновение стало стыдно, потом просто пожал плечами.
– Я присоединился к Оплакиванию, – сказал он.
Очень типично для него, подумала Мула. Сбежал и прибился к компании, которая будет поощрять его жалость к себе. Будут теперь сидеть день-деньской в своей сверкающей пещере скорби и оплакивать себя. Ну что ж, отлично.
И все же Праликс… теперь он выглядел в мире с собой. Она кинулась к нему, и он нежно взял ее за руки. Его ладони были до ужаса холодны. Ее накрыло волной эмоций – тихая печаль по праздничному дню, который уже закончился, усталость на закате долгого летнего дня, сумрак перед рассветом…
– Ох, Праликс, – вздохнула она.
И впервые за долгое, долгое время брат улыбнулся ей – совсем чуть-чуть. Это была самая грустная, самая крошечная улыбка, которую она в жизни видала – но это была улыбка.
Доктор нарушил идиллию, в свою очередь кинувшись к собаке.
– К-9! – восторженно взревел он. – Ты небось удивился, увидев нас?
– Крайне удивился, хозяин, – ответствовал пес.
– Вот! – Доктор ткнул Роману в ребра. – Я же говорил, что он удивится!
И он погладил собаку по носу.
– Можешь угадать, где мы были?
– Ответ утвердительный, хозяин, – объявила собака.
– Врешь! – захихикал Доктор и тут же забыл о собаке.
Он уставился на пыльное облако. В нем показывали прекрасный парк с деревьями, цветами, травой, расчерченными на аккуратные геометрические фигуры – впрочем, детям это было все равно: они носились посреди всего этого, а родители смеялись, глядя на них.
– Ну? – вопросил Капитан. – Они мертвы?
Солдат не остановился, пока не добежал до самого Мостика. Он вытаращил глаза на Капитана, он открыл рот, готовый что-то сказать, а потом, ко всеобщему изумлению, разразился рыданиями.
Доктор, скрестив ноги, сидел на полу, а вокруг него танцевало облако сияющей пыли и столпились Плакальщики.
– Праликс, – глаза Доктора оставались закрыты. – Ты выглядишь гораздо лучше. Как ты себя чувствуешь?
Юноша пожал плечами.
– Я больше не один. Я больше не несу тяжесть этого мира на своих плечах.
– Тяжесть этого мира и стольких других помимо него.
Доктор отказывался смотреть на пыль. Вместо этого он изучал море пустых бледных лиц. Носок ботинка постукивал по земле.
– Доктор, ты принес нам понимание, которого мы ищем? – спросил наконец Праликс.
– Когда вы… подумали обо мне, вы поставили передо мной непростую задачу.
– Многие поколения нашу планету терзало безымянное зло. Мы хотим знать его имя.
– Ха! – фыркнул Доктор. – Имя вашего зла – Капитан, и вы сами это прекрасно знаете. Почему же вы не оторвали ваши задницы от земли и не вышибли его отсюда? Вряд ли я сильно вас удивил.
– Все дело в Капитане, – сказал древняя Плакальщица; она была неимоверно стара и стояла на ногах только с помощью двух узловатых деревянных палок, а лицо ее навеки скривила гримаса, будто от жизни ее давно и необоримо мутило. – Зло Капитана – вне нашего понимания. Странные образы преследуют наш разум, ужасные предсмертные муки сотрясают тело, необычайные ментальные силы нисходят – и все же мы ничего не знаем. Когда среди людей объявляется новая скорбящая душа, мы находим ее и забираем себе, пока горе не стало слишком сильным и не сломило ее.
Морщин у нее на лице стало еще больше, а по спине пробежала дрожь.
– За пределами скорби нас ждет лишь темное смятение, видения и боль. Мы ничего не знаем и ничего не имеем, кроме этого бремени.
– Они вовремя меня нашли, – сказал Праликс. – Но опоздали спасти отца. Его застрелили прямо на улице, как собаку.
– С каждым новым поколением, с каждой присоединяющейся к нам душой мы становимся сильнее, образы проясняются, боль гложет острее, но понимание все равно нас избегает. И вот, наконец, в Праликсе мы обрели того, кто не осквернен прошлым, кто достаточно силен, чтобы пропустить через себя Жизненную Силу. – Старуха вздохнула. – Да вот только мы не
