– Не кричите, – сухо ответила шведка. – Помогите лучше его перевязать. Браджхупал ранен.
– Вижу что не споткнулся. – Я отвел руки гуркха, разорвал фланелевую рубашку и увидел сочащуюся кровью, чуть припухшую дырочку чуть повыше пупка.
М-да… без врача здесь не обойтись. Иначе перитонит и смерть, причем весьма неприятная, в мучениях.
Разрывая упаковку перевязочного пакета который нашел в кармане у одного из десантников, поинтересовался у шведки:
– Ваши планы? Его надо срочно к врачу. Да и нам не мешает куда-нибудь убраться. Думаю, уже через час, здесь будут все прочесывать. И вообще, вы же никого пока не убили, с нами-то понятно, но насколько все серьезно для вас?
– Серьезно? Да, серьезно. Пытки и виселица… – спокойно ответила шведка. – Но мне надо срочно домой…
Потом посмотрела мне в лицо и смутившись добавила:
– Забудем про дом. На аэродроме стоит мой «Физелер-Шторьх». Мы должны в него поместиться и я смогу перелететь… куда конечно топлива хватит. Если не собьют… Но на малой высоте можно попробовать. Или «Хейнкель» можно захватить. Теоретически, я его смогу поднять в воздух. Есть еще один вариант, но он на самый крайний случай. Да и сомневаюсь я что вы на него согласитесь.
– Знаете что, фрау Гедин!.. – закипел я, но потом резко успокоился.
А чего это спрашивается я возмущаюсь? План побега, сам по себе и без особых моих усилий, воплощается в жизнь. Вот и летчица нарисовалась. Я же не собираюсь сидеть здесь до наступления коммунизма… или нацизма… или еще какого-нибудь «изма». Да и вечно жить не получится…
– Помогите мне его перегрузить в машину и вытерите наконец кровь с лица. На постах вы должны выглядеть очаровательно, – бросил я шведке. – Затем разболтайте в стакане воды три ложки соли и дайте выпить Браду. Ему будет больно, но от перитонита на некоторое время спасет.
Сам принялся быстро освобождать от формы парашютиста.
Ну, да… будем пробовать. Больше ничего не остается. В голове сложился план…
Оглядел себя в боковое зеркало машины. Я напялил полную форму немецкого парашютиста «Люфтваффе» из полка «Герман Геринг» и очень непривычно себя в ней чувствую. Нет, удобно, по уму пошита форменка, но все равно непривычно. Кстати, на свое последнее задание, я ходил точно в такой… Да, так случается, особенно в частях особого назначения, хотя согласно Женевской конвенции, переодевание в форму противника, является деянием полностью попадающим под определение военного преступления и влечет за собой соответствующие последствия. Идиотизм. Да и хрен с ней, конвенцией той, все равно ее никто не соблюдает. Ну и я, соответственно, тоже.
Ладно, пойдет, фриц как фриц. Морда наглая, почти арийская. А на остальное наплевать. Автомат при мне, четыре магазина к нему удобно устроились в подсумках, еще один в приемнике, кинжал на поясе и Парабеллум в кобуре. Запасной магазин к нему тоже присутствует. Гранат жалко нет, но зато прыжковые ботинки точно впору пришлись. А это немаловажно. Жить можно, впрочем и умереть тоже.
– Поехали!.. – нетерпеливо пристукнула рукой по панели шведка.
Она уже привела себя в порядок и выглядит как всегда очаровательно, правда бледностью лица может соперничать с мертвецами. И не мудрено. Шпионка хренова. Вот только доберусь куда-нибудь в спокойное место, живо расколется… У меня не забалуешь. Отыграюсь за все…
Гуркх ничего не говорил. Он полулежал на заднем сидении и тяжело дышал. Ему пока еще не очень больно, настоящая боль начнется немного позже. При ранениях в живот почти всегда так.
Ну… с Богом. Или с Марксом… но первый вариант звучит конечно лучше. Плавно выжал сцепление, воткнул передачу и «Хорьх» рыкнув мощным мотором стал плавно набирать ход.
– Все… про аэродром забываем… – я с досады стукнул по рулю кулаком затянутым в перчатку.
– Может прорвемся? – нервно поинтересовалась шведка. – Мы же проехали спокойно уже два блокпоста.
– Как? – я сунул ей бинокль и показал рукой в сторону дороги на аэродром. – Все уже перекрыто. Из нас дуршлаг сделают. Не знаю, с чем это связанно, может и не с нами, но проезд уже заблокирован.
Теоретически, тревогу еще не должны были поднять, время прошло всего ничего, но в бинокль было ясно видно, как дорогу на аэропорт перекрыл гусеничный броневик. Черт его знает, возможно просто заглох, но на крупнокалиберные пулеметы лезть не хочется.
Гуркх вдруг открыл глаза и сказал какое-то непонятное слово. Всего одно.
– Алекс… – шведка замялась. – Есть еще один вариант. Но для этого нужно прорваться ко мне в лабораторию. Гарантий никаких… но других вариантов у нас похоже нет.
– Подземный ход?
– Что-то вроде того… но там…
– Плевать. Хоть в Вальхаллу, но подальше от этого острова…
«Хорьх» рыкнув мотором, взял направление на базу.
Как ни странно, но тревогу на базе еще не подняли и мы совершенно спокойно проехали первый наружный блокпост. Солдатики дружно откозыряли, увидев знакомый лимузин и его очаровательную хозяйку. Ничего не нарушало привычной им картины. Угрюмый узкоглазый, как всегда за рулем, начальница рядом, ну а незнакомый парашютист на заднем сидении – это тоже вполне нормально. Война идет все же. А на то, что водитель мертвенно бледен, внимание обращать не стоит. Кто их поймет – этих азиатов.
Шлагбаум на КПП тоже начал подниматься задолго до того как мы к нему подъехали.
Молоденький унтерштурмфюрер молодецки подскочил к машине, отдал честь шведке, потом услужливо открыл дверцу.
Катарина оборвала его доклад и приказала:
– Сопроводите нас.
– Так точно, фрау штурмбанфюрерин! – унтер вскочил на подножку машины…
И в этот самый момент на КПП зазвонил телефон. Унтерштурмфюрер дернулся было, но машина уже стала набирать ход. А соскочишь, неизвестно как начальница среагирует. Больно нравом крута…
Гуркх аккуратно завел «Хорьх» в ангар, но как только двери за машиной закрылись, тишину разорвала сирена. Я уже давно ждал ее, но все равно подпрыгнул на сидении как ужаленный.
– Как это понимать фрау штурмбанфюрерин? – унтер уставился на Вальтер в руке Катарины, направленный точно ему в грудь.
– Никак! – шведка ловка выдернула у него из кобуры пистолет. – Помогите водителю,
