Черт бы его побрал. Она понимала, что Лео был потрясен и испытывал боль, но сегодня досталось не только ему.
Лео остановился и повернулся к ней. Повисшая пауза становилась все длиннее и все невыносимей. В какой-то момент Хелене показалось, что Лео собирается что-то сказать. Но он развернулся и молча вышел из комнаты.
Глава 11
Когда Лео вернулся домой, его встретила темнота. Может, Хелена ушла? Вернулась в свое мрачное жилище, обратно к бесцветной жизни, которую вела после смерти их сына?
Лео включил свет и заморгал. Он не был пьян. По правде говоря, он выпил всего один стакан виски, когда его охватило желание идти куда глаза глядят. И он пошел. Он прошел несколько улиц и вернулся обратно к Гайд-парку. Подошвы его ног горели, а усталость растворила всю его злость, и он понял, что повел себя просто отвратительно.
Лео сбросил пиджак и посмотрел на часы. Половина десятого. Он отсутствовал больше трех часов – достаточно времени, чтобы собрать вещи и сбежать. У Лео заныло в груди, когда он подумал, что Хелена ушла на самом деле.
Но нет. Ее вещи по-прежнему висели в шкафу в ее комнате, а в ванной аккуратно расположились ее туалетные принадлежности.
Так куда, черт подери, она подевалась?
Лео вернулся обратно в гостиную и нашел свой телефон, который отключил чуть раньше. Может, она оставила сообщение? Лео включил телефон и услышал, как открылась входная дверь. Через несколько секунд в комнату вошла Хелена с сумкой и в куртке с капюшоном, с мокрыми пятнами на плечах.
У него отлегло от сердца, но он не подал и виду.
– Ты промокла, – заметил Лео. Глупые слова, но все же лучше, чем крикнуть: «Где ты была, черт подери?»
– Дождь только начался. – Хелена поставила сумку на пол и сняла куртку. Она раскраснелась и чуть запыхалась.
– Где ты была? – спокойно спросил Лео.
– Ездила домой.
– На чем?
– На метро. Так называется общественный транспорт для простых смертных, которые не могут позволить себе лимузин. – Ее язвительное замечание не достигло своей цели.
– Зачем?
– Нужно было кое-что взять.
Хелена опустилась на колени рядом с сумкой и достала оттуда красивую деревянную коробку, которую положила на столик рядом с диваном. Потом она поднялась и протянула ему руку.
– Я назвала нашего малыша Лукасом, – улыбнулась Хелена. Ее губы дрожали. – И он был самым красивым ребенком, которого я когда-либо видела.
Хелена не ожидала увидеть такую боль на лице Лео. Он закрыл глаза и, опустив голову, отвернулся.
– Я не могу.
Она подошла и тронула его за плечо.
– Можешь, – решительно возразила Хелена. – Лео, наш сын был настоящим. Он не заплакал и не открыл свои глазки, но у него было по десять пальчиков на ручках и на ножках и все остальное, что должно быть у идеального младенца. – Она сжала его плечо, чувствуя, как дрожь прошла по его телу. – Пожалуйста, позволь показать тебе нашего малыша. Обещаю, тебе станет легче.
Ей казалось, что прошла целая вечность, когда Лео наконец повернулся и посмотрел ей в глаза.
– Хорошо, – кивнул он, проведя рукой по лицу. Хелена подвела его к дивану, опустилась рядом на колени и открыла коробку. Первая вещица, которую она достала, заставила ее сердце сжаться от боли. Руки Хелены дрожали, когда она передала ее Лео.
– Я связала ее сама.
Он осторожно повертел в руках крошечную фиолетовую шапочку и коснулся ее разноцветного помпона.
– Она очень… яркая.
Хелена достала пару огненно-красных ботиночек.
– Я ведь любила яркие цвета.
Лео подался вперед и достал из коробки маленький белый слепок.
– Бог мой. – Он провел пальцем по крошечному отпечатку ручки его сына и тяжело сглотнул. – Такая маленькая ручка… такая идеальная.
– Тут есть еще слепки его ножек. – Хелена смахнула непрошеные слезы. – И локон волос. И кое-что из одежды. – Она опустила руку в коробку и достала еще несколько вещей и среди них конверт. – А еще у меня есть фотографии.
Лео вдруг опустился на пол рядом с ней и осторожно взял слепок, на котором была отпечатана ступня Лукаса.
Хелена подумала, что, может быть, ее идея поделиться с ним этими сокровищами была не такой уж безумной.
Лео внимательно рассмотрел каждую из вещиц и долго изучал фотографии.
– Он кажется спящим, – наконец выдавил он.
– Так и есть. – Хелена проглотила ком, подступивший к горлу. Ей хотелось дать волю слезам и оплакать сына, которого она потеряла, сильного и горделивого мужчину, сидящего рядом с ней, и будущее, о котором она когда-то осмелилась мечтать.
Но она сдержалась и, поднявшись на ноги, посмотрела на Лео.
– Я устала и замерзла. Наверное, я пойду приму душ. – Хелена задержалась на секунду, глянув на снимок в руках Лео. – Ты… придешь?
Она напряженно ждала ответа. Ей так сильно хотелось оказаться этой ночью в его объятиях. Она отчаянно жаждала почувствовать его тепло, его прикосновения и его любовь.
– Скоро, – ответил Лео, но, когда он посмотрел на Хелену, его взгляд ничего не выражал.
Два часа спустя, когда он наконец пришел спать, он не обнял ее. Не прикоснулся к ней и даже не повер нулся в ее сторону. И хотя их тела находились совсем близко, Хелене показалось, что между ними пролегла пропасть, которая была слишком огромной, чтобы они могли преодолеть ее.
Лео стоял у окна и смотрел, как вспышка молнии осветила ночное небо. Он зажмурился от яркого света. Или это слезы обжигали ему глаза?
Проклятье.
Последний раз он плакал, когда Мариэтта попала в аварию, но эта деревянная коробочка лишила его самообладания. Что же тогда чувствовала Хелена, которой пришлось в одиночку хоронить их малыша и горевать о своей потере, потому что она слишком боялась признаться ему, что беременна. Потому что его последние слова, которые он прокричал ей через закрытую дверь своего номера, были слишком безжалостными. Он сказал их, не заботясь о том, насколько сильно они могли ранить Хелену.
Очередной раскат грома заставил его отойти от окна. Лео вспомнил ту ночь, когда умерла его мать. В детстве он верил, что гром – это знак Божьего гнева. А еще думал, что мать умерла в наказание за его грехи, за то, что он не делал домашнее задание, избегал своих обязанностей по дому и дважды дрался с обидчиком Мариэтты, который таскал его сестру за волосы.
С тех пор Лео ненавидел грозу. Ненавидел саму мысль о том, что есть что-то настолько могущественное, с чем ему никогда не совладать.
Может, Бог наказывает его сейчас? За его гордость, злость и неспособность простить.
– Лео? – послышался сонный голос за спиной. – Что ты тут делаешь? Сейчас три часа ночи.
Он не повернулся, потому что не знал, что сказать в ответ. А что было говорить? Просить прощения? Бесполезно. Слов было
