— Идите, — злобно прохрипел Хилидзе.
На улице раздавались выстрелы.
Она пошла, замедляя в темноте шаг, чтобы выиграть время. Уже не было ощущения ни страха, ни конца. Все ее мысли были сосредоточены на том, что еще можно сделать.
Ее руки были туго скручены сзади и тонкая веревка резала кисти. В коридоре было еще темнее, чем в комнате, потому что не было окон.
«Лестница, — мелькнул в ее голове план. — Поскользнуться, вырваться, входная дверь открыта. Несколько прыжков и она будет на улице. Пусть даже случайная пуля, своя или чужая, но это не расстрел».
Она споткнулась на первой же ступеньке, но Петр крепко держал ее за руку выше локтя.
Хилидзе чиркнул зажигалку и осветил ею лестницу.
Таня увидала внизу огромную фигуру Воронова. Он смотрел на спускающихся по лестнице. Таня взглянула на него, но их взгляды не успели встретиться, как зажигалка потухла.
«Почему он в высоких сапогах? — подумала Таня. — Он их почти никогда не надевал».
Когда шествие было уже в конце лестницы, опять вспыхнул тусклый свет зажигалки. На этот раз Таня увидела глаза Воронова. В них, как и во всей фигуре, была сдержанная решимость. Никакой торопливости или суетности. Точно в десяти шагах не трещал пулемет, и не цокали пули по стенам дома.
Таня ничего не могла прочесть в глазах Воронова.
«Автомат», — вспомнила она слова друзей и опустила глаза.
Зажигалка опять потухла, и она в полной темноте прошла мимо Воронова.
— Ай, — услышала Таня глухое восклицание за собой, кто-то упал и одновременно сзади раздался выстрел. Юбка хлестнула по ногам — пуля пробила ее.
— Крикнешь, убью, — услышала она за собой голос Воронова. Петр разжал руку, и она почувствовала, как мокрый нож слегка царапнул ее запястье и разрезал веревку, связывающую ей руки.
Воронов ударил Хилидзе ножом в бок. Грузин, падая без чувств, машинально спустил курок револьвера и чуть не подстрелил Таню.
— Вот, Татьяна Николаевна, — Воронов сунул в ее руку револьвер. — Стойте тут, чтобы этот не двигался. А я сейчас.
С быстротой молодого юнги он бросился к крыльцу, где стрелял пулемет.
— Прекратить стрельбу, — приказал он. — Кто слово скажет, убью.
— Да что вы, товарищ, ведь бандиты…
— Я тебе покажу бандиты. Слушайся, а то…
Пулемет затих, и точно по сговору прекратилась стрельба из темноты. Таня еще не понимала, что из пленницы она стала госпожой положения.
— Держи свечу, — властно распоряжался Воронов, сунув кому-то в темноте свечку.
Он чиркнул свечу, и Таня увидела его напряженное лицо — казалось, каждый мускул стремился к одной цели.
— Татьяна Николаевна, зовите их сюда, да скорее, медлить нельзя.
Тане не надо было повторять. Отобрав от Петра револьвер и быстро молча обшарив его, она уже стояла на крыльце рядом с Вороновым.
— Спасибо, я давно верила, что вы должны проснуться, — она быстрым движением пожала ему руку выше кисти и свистнула каким-то особым свистом.
Справа из-за угла сейчас же раздался ответ. Тогда Таня крикнула:
— Носов, скорее сюда.
Но первый, кого она увидела, был не человек, а собака. Шарик, немного прихрамывая на раненую ногу, быстро взбежал по ступенькам крыльца и лизнул ей руку.
Потом она рассмотрела две человеческие фигуры, осторожно приближающиеся к крыльцу.
— Татьяна Николаевна? — окрикнули ее, и она узнала голос Носова.
— Да, да, друг, торопитесь. Я здесь хозяйка, а это у нас новый помощник. Скорей сюда, никто не тронет.
— Воронов, отберите у них оружие, — сухо приказала она.
— Первый, кто тронется с места, будет застрелен, — бросила она милиционерам, которые столпились в коридоре с карабинами в руках.
Но Воронов, предупредив ее распоряжение, быстро отбирал ружья у людей, бледные и испуганные лица которых тускло освещала мерцающая свечка.
— Что же это такое, что же будет? — прошептал кто-то из них.
Носов и генерал быстро взбежали по лестнице. Лапти делали их походку почти бесшумной.
— Здравствуй, Таня, где встретились, — приветливо бросил генерал. — Что же ждать, идем скорей. Туфельки-то у тебя, вероятно, не лесные, — промочишь, шагая по мху.
— Подождите, дорогой друг, а камень, а золото, что же с пустыми-то руками уходить?
— Камень не знаю где, а вот золото здесь, в этой комнате, только ключа нет, надо дверь ломать, — сказал Воронов.
Генерал снизу вверх посмотрел на гиганта, стоящего, рядом с револьвером в руке, и вопросительно тронул Таню за рукав.
— Да, да, я Воронову обязана жизнью. Он пойдет с нами, он понял все.
— Под твою ответственность.
— Да, да, будьте покойны. Он нам будет полезен и нужен.
— А ну, Василий, вон эту дверь, — приказал генерал.
Василий ударил обухом топора по двери, но она не поддавалась — была сделана специально для комнаты с золотом.
— Подержите-ка, Татьяна Николаевна, — передал Воронов Тане револьвер. — А ты сбегай в кладовку за ломом, — приказал он Петру, который стоял у стены и все еще дрожал.
Он был рад что-то исполнять и быстро побежал по коридору. Через минуту в руках Воронова был почти пудовый лом. Он взял его как перышко и так ударил в дверь, что задрожали стены. После нескольких ударов вход в золотую комнату был открыт.
— Василий, позови свободных людей, каждый возьмет фунта по четыре золота, не больше, иначе будет тяжело, — приказал генерал.
— А вы, ребята, смотрите, как мы от советских бандитов народное добро отбираем, — продолжал он, обращаясь к солдатам, которые молча стояли с видом арестованных.
Дальше за ними, у лестницы, раскинув руки, в луже крови лежал Хилидзе. Время от времени он хрипел. Две свечки, все время задуваемые сквозняком, колебали тени на напряженных лицах людей.
На улице у крыльца раздавался сдержанный шепот. Жители Отрадного, разбуженные выстрелами, сходились к дому управления.
В это время на крыльцо быстро вбежал Паркер и поспешно прошел в коридор. Он был без шапки и под пиджаком виднелась пижама. Свет свечи заколебался в его очках и блеснул по их золотой оправе, по его взволнованному лицу. На его щеках подергивались мускулы.
Паркер быстро окинул всех взором и, увидав в руке Тани парабеллум, неожиданно для себя успокоился. Точно так и надо было, и в этом не было ничего удивительного. Он заметил лежащего Хилидзе, узнал его, но как-то не заинтересовался им. Наоборот, Воронов, стоявший с ломом в руке, привлек ого внимание.
«Как же мне раньше в голову не приходило, что он ее сообщник? Какая выдержка», — пронеслось у него в голове.
Не успел Паркер открыть рта, как Таня сухо спросила по-русски:
— Вам здесь что надо, м-р Паркер? Тут вам нечего делать. Будьте любезны уйти.
— Но, Таня… я пришел к вам, я беспокоюсь о вас, что случилось? — тревожно спросил он по-английски.
— Я не желаю с вами говорить по-английски, пусть все понимают наш разговор.
— Что вам делать? Оставайтесь со своими друзьями. Вон, сделайте перевязку Хилидзе, а нам не мешайте. У нас здесь свои дела.
Ее тон был сух до резкости. Паркер даже растерялся. Но ведь это же она, Таня? Ведь еще
