Брэндон бросил взгляд на часы. Приближалось условленное время. Надо было доставить Лазаря в ракету, захлопнуть люк и отправить учёного в космос, на встречу с марсианами. Всего через пять минут.
Он застыл у двери, мокрый от пота. И вдруг решился и бросился в рубку. Включив радио, он передал в адрес зелёной Земли: «Говорит корабль-морг. Корабль-морг возвращается на базу. Важный груз. Важный груз. Обеспечьте встречу над Луной. Конец».
Он перевёл корабль в режим автономного полёта. Он почувствовал, как у него под ногами завибрировали мощные двигатели. Теперь только их дрожь отдавалась у него в теле. Он чувствовал страшное, болезненное раздвоение. Желание вернуться на Землю было таким сильным, что валило с ног. Вернуться, забыть о войне и смерти…
Он мог, конечно, отдать Лазаря врагу и вернуться на Землю. Мог… Но как расстаться со вторым сыном, после того как потерял первого? Нет. Никогда. Может, уничтожить тело? Брэндон в раздумье повертел дезинтегратор. Потом, закрыв глаза, отбросил его.
А если прямо сейчас попытаться вернуться на Землю? Тогда марсиане бросятся в погоню и возьмут его в плен. Корабль-морг не мог соперничать в скорости с боевыми линейными кораблями.
Брэндон колебался. Несколько секунд он смотрел на спящего учёного. Он потрогал его, поправил обмундирование… Потом, решившись, направился к ракете…
Марсиане перехватили ракету в точке 5199_СУ. Никаких следов корабля-морга. Он сошёл со своей орбиты и направился прямо к Земле.
Тело Лазаря было тотчас перенесено в отделение реанимации марсианского корабля. Его уложили на стол и тотчас приняли все необходимые меры, чтобы пробудить.
Лазарь спокойно лежал с закрытыми глазами в своей серебристой униформе, стянутые серым кожаным ремнём. На груди вздымался и опускался бронзовый значок с цифрами «51».
Возбуждённые марсиане столпились вокруг тела. Они его ощупывали, проверяли, просвечивали, ждали. Их маленькие красные глазки возбуждённо мигали.
Теперь Лазарь дышал глубже, он возвращался к сознательной жизни, восставал из могилы. Через триста лет, сказочным образом ускользнув из когтей смерти.
Вооружённые охранники тоже окружали стол. Они уже приготовили орудия пыток, чтобы применить их, если Лазарь откажется говорить.
И тут глаза Лазаря раскрылись. Лазарь вышел из могилы.
Он увидел окруживших его чужаков с возбуждёнными лицами. Он увидел странные синие головы марсиан. Лазарь был жив, он дышал. И был готов заговорить.
И Лазарь поднял голову, с любопытством осмотрелся вокруг, облизнул губы и заговорил.
— Который час? — такими были его первые слова.
Эта фраза была предельно простой, и марсиане склонились к нему, пытаясь понять её тайный смысл. Один из них всё же ответил:
— Двадцать три часа сорок пять минут.
Лазарь кивнул, закрыл глаза и откинулся на подушку своего ложа.
— Хорошо. Теперь он в безопасности. Он жив и здоров.
Марсиане переглядывались, стараясь запомнить каждое слово, которое произнесёт этот вернувшийся к жизни мертвец.
Лазарь продолжал лежать с закрытыми глазами. Он чуть дрожал, когда произнёс словно нехотя:
— Меня зовут Брэндон.
И тут Лазарь рассмеялся…
Морская раковина
The Sea Shell, 1944 год, © Переводчик:Ему хотелось выскочить из дома и побежать, прыгать через изгороди, гонять консервные банки, звать через открытые окна ребят. Солнце стояло высоко, в небе ни облачка, а он должен был лежать под простынями и одеялами, потеть, хмуриться и сердиться.
Шмыгнув носом, Джонни Бишоп приподнялся и сел. В толстой палке из солнечных лучей, ударившей, чтобы их согреть, по пальцам его ног, висели апельсиновый сок, микстура от кашля и запах духов его матери, которая только что ушла из комнаты. Нижняя половина одеяла из лоскутков, красных, зелёных, лиловых и голубых, была похожа на цирковое знамя. Их пестрота и яркость били в глаза, как в уши бьёт крик. Джонни нетерпеливо заёрзал.
— Хочу на улицу, — тихо пожаловался он сам себе. — Чёрт бы всё побрал.
Рассыпая прозрачными крыльями сухое стаккато и жужжа, об оконное стекло билась муха.
Он посмотрел на неё с пониманием: неудивительно, что ей тоже хочется на улицу! Потом покашлял и пришёл к выводу: дряхлые старики так не кашляют, так может кашлять только одиннадцатилетний молодой человек, который через неделю снова будет рвать тайком яблоки в чужих садах и стрелять жёваной бумагой в учителей.
В коридоре быстро и весело застучали по свеженатертому полу каблуки, дверь отворилась, и вошла мать.
— Почему это ты не лежишь, мой друг? — сказала она. — Ложись сейчас же.
— Мне уже лучше. Честное слово.
— Доктор сказал: ещё два дня.
— Два? — Нужно было показать, как он потрясён. — Это обязательно, болеть так долго?
Мать рассмеялась.
— Нет, не болеть… но в постели оставаться. — Она легонько шлёпнула рукой по его левой щеке. — Хочешь ещё апельсинового сока?
— С лекарством или без?
Мать сделала удивлённое лицо.
— С лекарством? Каким?
— Я тебя знаю! Подкладываешь лекарство в апельсиновый сок, чтобы я не заметил. Но я всё равно его чувствую.
Мать засмеялась.
— На этот раз без лекарства.
— А что у тебя в руке?
— А, это? — Мать протянула ему что-то гладкое, переливающееся в лучах солнца, скрученное в спираль. Он взял. Предмет был твёрдый, блестящий… и красивый.
— Оставил тебе доктор Гулль, он заходил несколько минут назад. Дал, чтобы ты немного развлёкся.
Он посмотрел на эту штуковину с некоторым сомнением. Потом погладил её своей маленькой рукой.
— Как же я развлекусь? Я не знаю даже, что это такое.
Мать улыбнулась — словно солнце засияло в комнате.
— Это, Джонни, морская раковина. Доктор Гулль нашёл её в прошлом году на берегу Тихого океана.
— А, понятно. А откуда она там взялась?
— О, я не знаю. Возможно, очень давно она служила домом для какой-то формы морской жизни.
Его брови поднялись.
— Домом? Значит, кто-то в ней жил?
— Да.
— Нет,
