«Но выдержу ли я? — усомнился он. — Целых шесть ночей? Не спать? Нет, я не буду спать. У меня есть кофе, и таблетки, и книги, и карты. Но я уже сейчас устал, так устал, — думал он. — Продержусь ли я?»
Ну а если нет… Тогда пистолет всегда под рукой.
Интересно, куда денутся эти дурацкие монархи, если пустить пулю на помост, где они выступают? На помост, который — весь их мир. Нет. Ты, Леонард Сейл, слишком маленький помост. А они слишком мелкие актёры. А что если пустить пулю из-за кулис, разрушив декорации занавес, зрительный зал? Уничтожить помост, всех, кто неосторожно попадётся на пути!
Прежде всего снова радировать в Марсопорт. Если найдут возможность прислать спасательный корабль поскорее, может быть, удастся продержаться. Во всяком случае, надо предупредить их, что это за планета; такое невинное с виду место в действительности не что иное, как обиталище кошмаров и дикого бреда.
Минуту он стучал ключом, стиснув зубы. Радио безмолвствовало.
Оно послало призыв о помощи, приняло ответ и потом умолкло навсегда.
«Какая насмешка, — подумал он. — Остаётся одно — составить план».
Так он и сделал. Он достал свой жёлтый карандаш и набросал шестидневный план спасения.
«Этой ночью, — писал он, — прочесть ещё шесть глав „Войны и мира“. В четыре утра выпить горячего чёрного кофе. В четверть пятого вынуть колоду карт и сыграть десять партий в солитёр. Это займёт время до половины седьмого, затем ещё кофе. В семь послушать первые утренние передачи с Земли, если приёмник вообще работает. Работает ли?»
Он проверил работу приёмника. Тот молчал.
«Хорошо, — написал он, — от семи до восьми петь все песни, какие знаешь, развлекать самого себя. От восьми до девяти думать об Элен Кинг. Вспомнить Элен. Нет, думать об Элен прямо сейчас».
Он подчеркнул это карандашом.
Остальные дни были расписаны по минутам. Он проверил медицинскую сумку. Там лежало несколько пакетиков с таблетками, которые помогут не спать. Каждый час по одной таблетке все эти шесть суток. Он почувствовал себя вполне уверенным. «Ваше здоровье, Иорр, Тилле!» Он проглотил одну из возбуждающих таблеток и запил её глотком обжигающего чёрного кофе.
Итак, одно следовало за другим, был Толстой, был Бальзак, ромовый джин, кофе, таблетки, прогулки, снова Толстой, снова Бальзак, опять ромовый джин, снова солитёр. Первый день прошёл так же, как второй, а за ним третий.
На четвёртый день он тихо лежал в тени скалы, считая до тысячи пятёрками, потом десятками, только чтобы загрузить чем-нибудь ум и заставить его бодрствовать. Глаза его так устали, что он вынужден был часто промывать их холодной водой. Читать он не мог, голова разламывалась от боли. Он был так изнурён, что уже не мог и двигаться. Лекарства привели его в состояние оцепенения. Он напоминал бодрствующую восковую фигуру. Глаза его остекленели, язык стал похож на заржавленное остриё пики, а пальцы словно обросли мехом и ощетинились иглами.
Он следил за стрелкой часов… Ещё секундой меньше, думал он. Две секунды, три секунды, четыре, пять, десять, тридцать секунд. Целая минута. Теперь уже на целый час меньше осталось ждать. О корабль, поспеши же к назначенной цели!
Он тихо засмеялся.
А что случится, если он бросит всё и уплывёт в сон? Спать, спать, быть может, грезить. Весь мир — помост. Что, если он сдастся в неравной борьбе и падёт?
«Ииииииии», — высокий, пронзительный, грозный звук разящего металла.
Он содрогнулся. Язык шевельнулся в сухом, шершавом рту.
Иорр и Тилле снова начнут свои стародавние распри.
Леонард Сейл совсем сойдёт с ума.
И победитель овладеет останками этого безумца — трясущимся, хохочущим диким телом — и пошлёт его скитаться по лицу планеты на десять, двадцать лет, а сам надменно расположится в нём и будет творить суд, и отправлять на казнь величественным жестом, и навещать души невидимых танцовщиц. А самого Леонарда Сейла, то, что от него останется, отведут в какую-нибудь потаённую пещеру, где он пробудет двадцать безумных лет, кишащий червями и войнами, насилуемый древними диковинными мыслями.
Когда придёт спасательный корабль, он не найдёт ничего. Сейла спрячет ликующая армия, сидящая в его голове. Спрячет где-нибудь в расщелине, и Сейл станет гнездом, в котором какой-нибудь Иорр будет высиживать свои гнусные планы. Эта мысль едва не убила его.
Двадцать лет безумия. Двадцать лет пыток, двадцать лет, заполненных делами, которые ты не хочешь делать. Двадцать лет бушующих войн, двадцать лет тошноты и дрожи.
Голова его упала на колени. Веки со скрежетом разомкнулись и с лёгким шумом закрылись. Барабанная перепонка устало хлопнула.
«Спи, спи», — запели слабые голоса.
«У меня… у меня есть к вам предложение, — подумал Леонард Сейл. — Слушайте, ты, Иорр, и ты, Тилле! Иорр, ты, и ты тоже, Тилле! Иорр, ты можешь владеть мной по понедельникам, средам и пятницам. Тилле, ты будешь сменять его по воскресеньям, вторникам и субботам. В четверг я выходной. Согласны?»
«Ээээээээ», — пели морские приливы, кипя в его мозгу.
«Оооооооох», — мягко-мягко пели отдалённые голоса.
«Что вы скажете? Поладим на этом, Иорр, Тилле?»
«Нет!» — ответил один голос.
«Нет!» — сказал другой.
«Жадюги, оба вы жадюги! — жалобно вскричал Сейл. — Чума на оба ваших дома!»
Он спал.
Он был Иорром, и драгоценные кольца сверкали на его руках. Он появился у ракеты и выставил вперёд руку, направляя слепые армии. Он был Иорром, древним предводителем воинов, украшенных драгоценными камнями.
И он был Тилле, любимцем женщин, убийцей собак!
Почти бессознательно его рука потянулась к кобуре у бедра. Спящая рука вытащила пистолет. Рука поднялась, пистолет прицелился. Армии Тилле и Иорра вступили в бой.
Пистолет выстрелил.
Пуля оцарапала лоб Сейла и разбудила его.
Выбравшись из осады, он не спал следующие шесть часов. Теперь он знал, что
