Сегодня он был разъярён и бунтовал. Со злобной завистью он поглядывал на море: эх, если бы он мог так же свободно приходить и уходить! Глаза Роби потемнели от гнева, щёки горели, маленькие руки сжимались от злости.
Откуда-то послышался тихий звон. Целых пятнадцать минут ещё размышлять — брр! А потом в Робот-Столовую, придать подобие жизни, набив его доверху, своему мертвеющему от голода желудку, как таксидермист, набивая чучело, придаёт подобие жизни птице.
А после научно обоснованного, очищенного от всех ненужных примесей обеда — по вакуумным трубам назад, на этот раз в Социологию. В зелени и духоте Главного Сада к вечеру, разумеется, будут игры. Игры, родившиеся не иначе как в страшных снах какого-нибудь страдающего разжижением мозгов психолога. Вот оно, будущее! Теперь, мой друг, ты живёшь так, как тебе предсказали люди прошлого, ещё в годы тысяча девятьсот двадцатый, тысяча девятьсот тридцатый и тысяча девятьсот сорок второй! Всё свежее, похрустывающее, гигиеничное — чересчур свежее! Никаких противных родителей, и потому никаких комплексов! Всё учтено, мой милый, всё под контролем!
Чтобы по-настоящему воспринять что-то из ряда вон выходящее, Роби следовало быть в самом лучшем расположении духа.
У него оно было сейчас совсем иное.
Когда через несколько мгновений с неба упала звезда, он разозлился ещё больше, только и всего.
Оказалось, что на самом деле звезда имеет форму шара. Она ударилась о землю, прокатилась, оставляя горячий след, по зелёной траве и остановилась. Внезапно в ней со щелчком открылась маленькая дверца.
Это как-то смутно напомнило Роби сегодняшний сон. Тот самый, который он наотрез отказался записать утром в свою Тетрадь Сновидений. Сон этот почти было вспомнился ему в то мгновенье, когда в звезде настежь открылась дверца и оттуда появилось… нечто.
Непонятно что.
Юные глаза, когда видят какой-то новый предмет, обязательно ищут в нём черты чего-то уже знакомого. Роби не мог понять, что именно вышло из шара. И потому, наморщив лоб, подумал о том, на что это больше всего похоже.
И тотчас нечто стало чем-то определённым.
Хотя воздух был тёплый, мальчика пробил озноб. Что-то замерцало, начало, будто плавясь, перестраиваться, меняться и обрело наконец вполне определённые очертания.
Возле металлической звезды стоял человек, высокий, худой и бледный; он был явно ошеломлён.
Глаза у человека были розоватые, полные ужаса.
— Так это ты? — Роби был разочарован. — Песочный Человек[5], только и всего?
— Пе… Песочный Человек?
Незнакомец переливался как марево над кипящим металлом. Трясущиеся руки взметнулись вверх и стали судорожно ощупывать его же длинные, медного цвета волосы, словно он никогда не видел или не касался их раньше. Песочный Человек испуганно оглядывал свои руки, ноги, туловище, как будто ничего такого раньше у него не было.
— Пе…сочный Человек?
Оба слова он произнёс с трудом. Похоже, что вообще говорить было для него делом новым. Казалось, он хочет убежать, но что-то удерживает его на месте.
— Конечно, — подтвердил Роби. — Ты мне снишься каждую ночь. О, я знаю, что ты думаешь. Семантически, говорят наши учителя, разные там духи, привидения, домовые, феи, и Песочный Человек тоже, всего лишь названия, слова, которым в действительности ничто не соответствует, ничего такого на самом деле просто нет. Но наплевать на то, что они говорят. Мы, дети, знаем обо всём этом больше учителей. Вот он ты, передо мной, а это значит, что учителя ошибаются. Ведь существуют всё-таки Песочные Люди, правда?
— Не называй меня никак! — закричал вдруг Песочный Человек. Он будто что-то понял, и это вызвало в нём неописуемый страх. Он по-прежнему ощупывал, теребил, щипал своё только что обретённое длинное тело с таким видом, как если бы это было что-то ужасное. — Не надо мне никаких названий!
— Как это?
— Я нечто необозначенное! — взвизгнул Песочный Человек. — Никаких названий для меня, пожалуйста! Я нечто необозначенное и ничто больше! Отпусти меня!
Зелёные кошачьи глаза Роби сузились.
— Между прочим… — Он упёрся руками в бока. — Не мистер ли Грилл тебя подослал? Готов поспорить, он! Готов поспорить, это новый психологический тест!
От гнева к его щекам прихлынула кровь. Хоть бы на минуту оставили его в покое! Решают за него, во что ему играть, что есть, как и чему учиться, лишили матери, отца и друзей, да ещё потешаются над ним!
— Да нет же, я не от мистера Грилла! — прорыдал Песочный Человек. — Выслушай меня, а то придёт кто-нибудь и увидит меня таким, какой я сейчас, тогда всё станет много хуже!
Роби злобно лягнул его. Песочный Человек отпрыгнул назад, задыхаясь.
— Выслушай меня! — закричал он. — Я не такой, как ты, я не человек! Форму всем вам здесь, на этой планете, придала мысль! Вы подчиняетесь диктату обозначений. Но я, я нечто необозначенное, и никаких названий мне не нужно!
— Всё ты врёшь!
Последовали новые пинки.
Песочный Человек продолжал, захлёбываясь:
— Нет, дитя, это правда! Мысль, столетия работая над атомами, вылепила ваш теперешний облик; сумей ты подорвать и разрушить слепую веру в него, веру твоих друзей, учителей и родителей, ты тоже мог бы менять своё обличье, стал бы необозначенным, свободной сущностью, вроде Человечности, Времени, Пространства или Справедливости!
— Тебя подослал Грилл, всё время он меня донимает!
— Да нет же, нет! Атомы пластичны. Вы, на Земле, приняли за истину некоторые обозначения, такие, как Мужчина, Женщина, Ребёнок, Голова, Руки, Ноги, Пальцы. И потому вы перестели быть чем угодно и раз навсегда превратились во что-то определённое.
— Отвяжись от меня! — взмолился Роби. — У меня сегодня контрольная, я должен собраться с мыслями.
Он сел на камень и зажал руками уши.
Песочный Человек, будто ожидая катастрофы, испуганно огляделся вокруг. Теперь, стоя над Роби, он дрожал и плакал.
— У Земли могло быть любое из тысяч совсем других обличий. Мысль носилась по неупорядоченному космосу, при помощи названий наводя в нём порядок. А теперь уже никто не хочет подумать об окружающем по-новому, подумать там, чтобы оно стало совсем другим!
— Пошёл прочь, — буркнул Роби.
— Сажая корабль около тебя, я не подозревал об опасности.
