— Мама! — не своим голосом закричал он.
По её лицу пробежала дрожь, и оно начало меняться, как тающий снег, потом отвердело, черты стали чёткими и красивыми.
— Я не твоя мама, — сказала женщина.
Роби не слушал. Он слышал только, как из его трясущихся губ вырывается дыхание. От волнения он так ослабел, что едва держался на ногах. Он протянул к ней руки.
— Неужели не понимаешь? — От неё веяло холодным безразличием. — Я не твоя мать. Не называй меня никак! Почему у меня обязательно должно быть название? Дай мне вернуться в мой корабль! Если не дашь, я убью тебя!
Роби качнуло как от удара.
— Мама, ты и вправду не узнаёшь меня? Я Роби, твой сын! — Ему хотелось уткнуться в её грудь и выплакаться, хотелось рассказать о долгих месяцах неволи. — Прошу тебя, вспомни!
Рыдая, он шагнул вперёд и прижался к ней.
Её пальцы сомкнулись на его горле.
Она начала его душить.
Он попытался закричать. Крик был пойман, загнан назад в его готовые лопнуть лёгкие. Он забил ногами.
Пальцы сжимались всё сильнее, в глазах у него темнело, но тут в глубинах её холодного, жестокого, безжалостного лица он нашёл объяснение.
В глубинах лица он увидел остаток Песочного Человека.
Песочный Человек. Звезда, падавшая в вечернем небе. Серебристый шар корабля, к которому бежала женщина. Исчезновение Песочного Человека, появление красного мяча, а теперь — появление матери. Всё стало понятным.
Матрицы. Мысли. Представления. Структуры. Вещество. История человека, его тела, всего, что только есть в мире.
«Женщина» убивала его.
Когда он не сможет думать, она обретёт свободу. Он уже почти не шевелится. Нет больше сил, нет. Он думал, это — его мать. Однако это его убивает. А что, если представить себе не мать, а другое? Надо попробовать. Надо. Он опять стал брыкаться. Стал думать в обступающей тьме, думать изо всех сил.
«Мать» издала вопль и стала съёживаться.
Он сосредоточился.
Пальцы начали таять, оторвались от его горла. Красивое лицо размылось. Тело уменьшалось, его очертания менялись.
Роби был свободен. Ловя ртом воздух, он с трудом поднялся на ноги.
Сквозь заросли он увидел сияющий на солнце серебристый шар. Пошатываясь, Роби к нему двинулся, и тут из уст мальчика вырвался ликующий крик — в такой восторг привёл его родившийся у него внезапно замысел.
Он торжествующе засмеялся. Снова стал, не отрывая взгляда, смотреть на это. То, что оставалось от «женщины», менялось у него на глазах, как тающий воск. Он превратил это… в нечто новое.
Стена сада завибрировала. По пневматической подземке, шипя, неслась цилиндрическая кабина. Наверняка мистер Грилл! Надо спешить, не то всё сорвётся.
Роби побежал к шару, заглянул внутрь. Управление простое. Он маленький, должен поместиться в кабине — если всё удастся… Должно удаться. Удастся обязательно.
От гула приближающегося цилиндра дрожал сад. Роби рассмеялся. К чёрту мистера Грилла! К чёрту Остров Ортопедии!
Он втиснулся в корабль. Предстоит узнать столько нового, и он узнает всё — со временем. Он ещё только одной ногой стал на край знания, и это уже спасло ему жизнь, а теперь поможет ему и в другом.
Сзади донёсся голос. Знакомый голос. Такой знакомый, что по телу побежали мурашки. Он услышал, как крушат кустарник детские ножки. Маленькие ноги маленького тела. А тонкий голосок умолял.
Роби взялся за ручки управления. Бегство. Окончательное. И никто не догадается. Совсем простое. Удивительно красивое. Гриллу никогда не узнать.
Дверца шара захлопнулась. Теперь — движение.
На летнем небе появилась звезда, и внутри неё был Роби.
Из круглой двери в стене вышел мистер Грилл. Он стал искать Роби. Он быстро шагал по тропинке, и жаркое солнце било ему в лицо.
Да вот же он! Вот он, Роби. На полянке, впереди. Маленький Роби Моррисон смотрел на небо, грозил кулаком, кричал, обращаясь непонятно к кому, — вокруг, во всяком случае, никого видно не было.
— Здорово, Роби! — окликнул мальчика Грилл.
Мальчик вздрогнул и заколыхался — точнее, заколыхались его плотность, цвет и форма. Грилл поморгал, потом решил, что всё это ему померещилось из-за солнца.
— Я не Роби! — визгливо закричал мальчик. — Роби убежал! Вместо себя он оставил меня, чтобы обмануть вас, чтобы вы за ним не погнались! Он и меня обманул! — рыдал и вопил ребёнок. — Не надо, не смотрите на меня, не смотрите! Не думайте, что я Роби, от этого мне только хуже! Вы думали найти здесь его, а нашли меня и превратили в Роби! Сейчас вы окончательно придаёте мне его форму, и теперь уже я никогда, никогда не стану другим! О боже!
— Ну что ты, Роби…
— Роби никогда больше не вернётся. Но я буду им всегда. Я был Песочным Человеком, резиновым мячом, женщиной. А ведь на самом деле я только пластичные атомы и ничего больше. Отпустите меня!
Грилл медленно пятился. Его улыбка стала какой-то болезненной.
— Я нечто необозначенное! Никаких названий для меня не может быть! — выкрикнул ребёнок.
— Да-да, конечно. А теперь… теперь, Роби… Роби, ты только подожди здесь… здесь, а я… я… я свяжусь с Психопалатой.
И вот по саду уже бегут многочисленные помощники.
— Будьте вы прокляты! — завизжал, вырываясь, мальчик. — Чёрт бы вас побрал!
— Ну-ну, Роби, — негромко сказал Грилл, помогая втащить мальчика в цилиндрическую кабину подземки. — Ты употребил слово, которому в действительности ничего не соответствует!
Пневматическая труба всосала кабину. В летнем небе сверкнула и исчезла звезда.
Чёртово колесо
The Black Ferris, 1948 год, © Переводчик:Как ветер октября, прилетели в городок аттракционы; будто из-за холодного озера, стуча костями в ночи, причитая, вздыхая, шепча над крышами балаганов в тёмном дожде, чёрные летучие мыши. Аттракционы поселились на месяц возле серого, неспокойного октябрьского озера под свинцовым небом, в чёрной непогоде гроз, бушующих всё сильней.
Уже шла третья неделя
