Беспредел
Overkill, 2000 год, © Переводчик:Трезвонили телефоны, и выстраивались очереди. Из своего окна на третьем этаже киностудии Билли Боб Риццо смотрел на толпу статистов внизу. Он громко смеялся, хлопал в ладоши, изворачивался, чтобы удержать по телефонной трубке у каждого уха, одновременно общаясь со своей секретаршей, чей голос был столь же бесцветен, как и её волосы.
«Мисс Грин, свяжите меня с гримёрами. Алло, Арни? Давай быстро сюда со своими костюмами. Пока. Вилли? Что там с декорациями? Пулей! У тебя три часа! Мисс Грин, что это у вас в руке?»
«Радиотелефон».
«Кидайте сюда!»
«Господи, хотела бы я», — она передала ему трубку и была уже почти за дверью, когда он завопил: «И пиарщиков ко мне!»
Дверь захлопнулась.
«Так, о чём бишь я? А, вот, — он обнаружил у себя в руке трубку радиотелефона. — Слушаю!»
«Билли Боб, — сказал женский голос. — Это твоя любовница».
«Которая? А, понял. Невеста Франкенштейна?»
«Я получила роль?»
«А ты пробовалась на неё?»
«Если тот уик-энд в Энсенаде был пробами, то да. Я нанята?»
«Нанята, зайка!»
«Ты что, не помнишь, как меня зовут?»
«Когда вспомню, перезвоню».
«Билли Боб, ты сукин сын!»
«Вот это я понимаю, имя!»
Он повесил трубку.
«Пиарщик», — сказал голос у двери.
Мисс Грин наполовину просунулась в кабинет. Билли Боб схватил трубку телефона справа. Тишина. Из трубки телефона слева раздался голос.
«Наполеон! — сказал Билли Боб. — Я и не знал, что ты уже вернулся из Москвы!»
«Тихуана — не место для монашеской жизни, — ответил ему истерический фальцет. — Как может работать отдел пиара, пока меня нет, если ты не выходишь на связь? Ты уже видел эти батальоны бомжей вокруг Бастилии?»
«Я только что кинул им пирожных. Поможешь мне разобрать их по ранжиру? Нам нужно два монстра, два Призрака, три Дракулы, четыре Горбуна…»
«Знаю, знаю. Собираешься устроить смотр войскам?»
«Да я уже здесь!»
Пробегая мимо мисс Грин, он кинул ей трубку и успел услышать её вопль: «Сол на линии, говорит, что урезал бюджет вашему „Лондону после полуночи“!»
Когда-то бездомных, отныне — статистов расположили за главным офисом студии, из которого и вылетел на улицу Билли Боб Риццо.
Он прищурился — полуденное солнце палило глаза. Слева выстроился отряд Квазимодо, справа — 12 монстров Барона всех цветов и размеров; по центру толпились вперемешку Трансильванские графы и Призраки Оперы.
«Боже ж мой, — подумал он, — да они ужасны и без грима!» И только он решительно двинулся в сторону батальона ужаса, как его под локоть схватил кто-то крохотный, едва не карлик, в клетчатом костюме. Билли Боб посмотрел снизу вверх и увидел Кеннисо Морта, кинокритика из «Дэйли Вэрайэти», чьи рецензии, как и его имя, напоминали то ли наркоз, то ли каталепсию. Он погубил столько фильмов и актёров, что можно было бы заполнить все склепы на знаменитом кладбище Форест-Лаун.
А сейчас он цеплялся за локоть Билли Боба, в то время как Билли Боб прокладывал себе дорогу по горячей пыли типичного полдня в Долине.
«Скажи, — пропищал Кеннисо Морт, кивая в сторону, — ты же не собираешься нанять всех этих придурков бродить на виду у людей, идущих на — или уже с — твоего „Полуночного шато“, нет?»
«В точку, — Билли Боб тоже кивнул какой-то шеренге у обочины. — И это только для затравки. Жарко ведь, так что придётся ещё дублёров подгонять каждый час или около того, чтобы монстры могли передохнуть».
Кеннисо Морт поднял глаза и присвистнул.
«Разрази меня гром! Нет, слушай, вот у тебя Дракула номер один, вот почётный сын Франкенштейна, а там, если не ошибаюсь, твой Оборотень из Лондона?»
Всё так и было. Вспотевшие актёры, напоминавшие потерянные души ил какого-то древнего фильма, делали шаг вперёд, когда их имена выкрикивали в рупор, и демонстрировали свои покусы на шее, волчьи шкуры, острые, как бритва, клыки и мертвенно-мохнатые брови.
Новички пялились на ветеранов, сперва не веря, потом начиная веселиться зрелищу.
«Давай, Морт, помоги мне выбрать свежих рекрутов», — сказал Билли Боб, торжественно ведя критика мимо своих отрядов, показывая пальцем на одного, кивая на другого, останавливаясь повертеть головой, прищурить глаз и молча проследовать мимо третьего.
«Ты и ты. Да, ты. И ты. И ты там тоже, да! Господи, Морт, глянь на этого пария, он уж неделю как помер, по-моему! Сюда, сюда иди! Подписывай. Вы, мэм, да боже ж мой, если это не дочь самого Дракулы! Поздравляю! И вы, сэр! И тот коротышка тоже, только поставьте его на ходули!»
«Только одна проблема, — просвистел своим тенорком Кеннисо Морт. — Все эти балбесы, которых ты выпустил гулять, они вовсе не страшные».
«Ты о чём? — Билли Боб кивнул ещё одному статисту. Тот отправился в костюмерную. — Изволь объясниться».
«Я о том, — проверещал человечек, раскачиваясь на своих нескладных ножках, — что твои вампиры годны лишь на то, чтобы притворяться, что сейчас вцепятся в глотку какой-нибудь туристке, при этом Призрак Оперы наверняка тут же сбросит маску и попробует сделать то же самое с какой-нибудь ещё дамочкой. А монстр Карлофф ходит так, будто у него обе ноги свело».
«Ты что же, собираешься вставить это в свою мерзкую предварительную рецензию?» — Билли Боб воззрился на человечка.
«Уже вставил, — ухмыльнулся Кеннисо Морт, передавая ему утренний выпуск листка. — Я вчера был здесь на репетиции и видел всех твоих киноуродцев. Смех один».
«А так оно и задумывалось», — Билли Боб снова пристально посмотрел на человечка.
«Ну да, вот только первоисточники — романы, сценарии, фильмы — про них-то не скажешь „смех один“. Они были простыми, прямолинейными, в них всегда был один — один! — элемент ужаса. Всего одна сцена, но такая страшная, что запоминалась навсегда.
Да вот взять хоть Карлоффа в „Мумии“, там же не показывают,
