— Я в глубине души знала, что он уйдет, — сказала она. — Огорчилась, но не удивилась.
Она рассказала сыну, что его отец не был любовью ее жизни, просто кем-то, кого она в свое время любила.
Пока Ракель спала, Дэнни вспоминал свою жизнь в Шотландии, телевизионную студию, где все началось, и ежедневные поездки на работу мышино-серым утром. Потом представил себя ребенком и ощутил маленький домик своего детства в Манчестере. Холодные белые бутылки на крыльце, забегаловку с фиш-энд-чипс на углу, которую держал Берт Ичлин, всегда дававший ему лишнюю сосиску. Тех, кого он в свое время любил.
Но были и ругань, и оскорбления, и ему говорили, чтобы убирался туда, откуда приехал. Эти слова впивались в него, потому что он чувствовал, что его ненавидят, но никакого вреда не нанесли.
Над его соседом тоже смеялись, над эксцентричным стариком с изуродованной головой, который выращивал помидоры и раздавал их в пакетиках из упаковочной бумаги.
Ракель открыла глаза и несколько раз моргнула.
— На сколько я отрубилась?
— Ненадолго, может, минут на сорок.
— Надо было меня разбудить.
— Ни за что, — сказал Дэнни.
— Чем ты занимался, пока я спала?
— Вспоминал своего соседа из детства.
— В Шотландии?
— Нет, когда мне было лет семь или восемь. Он был нашим соседом в Манчестере, в городе, где я родился. Тогда он мне казался стариком, но ему, наверное, было всего лет шестьдесят. У него голова была изуродована, и говорил он как-то глуховато. На нашей улице его звали человеком-слоном.
— Господи, как жестоко.
Дэнни кивнул.
— Думаю, мама его вспомнит, но сам я про него не вспоминал много лет, только недавно задумался.
— Расскажи что-нибудь еще.
— Он выращивал помидоры и оставлял их на нашем крыльце.
— Но ты же терпеть не можешь помидоры.
Дэнни улыбнулся.
— И, по-моему, он научил меня читать.
— Неужели правда? — спросила Ракель.
— Месяц назад я среди ночи увидел один ролик, и он мне напомнил кое-что из наших занятий.
— Какой ролик, Дэнни?
— Про игры для детей с дислексией.
— У тебя дислексия?
Дэнни задумался на пару мгновений, глядя на Ракель. Он всегда медленно читал и помнил, как расстраивался в школе, когда учителя думали, что он ленится.
Ракель протянула ему бумажный платок.
— Джек, а теперь и ты, — сказала она со смешком. — Какие вы оба плаксы.
Ракель спросила, поддерживает ли Дэнни связь с тем старым соседом.
— Он, наверное, уже умер, скорее всего, — сказал Дэнни. — И такие вещи всегда больше значат для детей, разве нет?
— Найди его, — сказала Ракель. — Попроси Престона обзвонить всех.
Дэнни пожал плечами.
— Это было больше тридцати лет назад, и ему уже тогда было к шестидесяти.
— Попытка не пытка.
Уже собравшись уходить, Дэнни наклонился и поцеловал Ракель в голову.
— Ты такая одна на свете, знаешь?
Кто-то прошел мимо ее палаты с тележкой.
— Если он жив, он тебя вспомнит, — прошептала Ракель. — Ручаюсь, для него это значило больше, чем ты думаешь.
Потом постучала и вошла медсестра.
— Надеюсь, я не помешала.
— Нет, вовсе нет, — сказал Дэнни. — Я как раз собирался идти.
Сестра проверила аппаратуру, стала говорить с Ракель о завтрашних процедурах. Дэнни встал и смотрел, как она поправляет простыни. Потом она нагнулась и подняла пустой пакет.
— «Фокс Серчлайт Пикчерз», — прочла она надпись на пакете. — Мечта моего сына.
Ракель подалась вперед, и сестра что-то сделала с ее подушкой.
— Он вбил в себе в голову, — продолжала она, — что будет знаменитостью — голливудским режиссером. Копит на обучение, и все такое. Муж ему говорит, что это неразумно. Лучше бы бизнес изучал, или компьютеры, или что-то в этом роде.
— Дэнни — знаменитый режиссер, — радостно сказала Ракель.
— Вот как? — спросила сестра, поправляя жалюзи. — Как вас зовут? Я ему скажу, что встретилась с вами.
Когда на лицо Ракель упали закатные лучи, Дэнни увидел, насколько она больна.
По дороге из палаты он остановился поговорить с сестрой. Она пила содовую через соломинку и смотрела что-то на испанском.
— Вот моя визитка, — сказал Дэнни. — Пусть ваш сын позвонит и договорится о встрече у меня в офисе.
— Вы серьезно?
— Просто пусть позвонит.
Она поставила содовую и поднялась.
— Мистер, я могу для вас что-нибудь сделать? С вашей стороны это так любезно, просто не верится. Вы поможете моему сыну.
— Просто сделайте так, чтобы она поправилась, — сказал Дэнни. — Сделайте так, чтобы она поправилась, потому что без нее нам всем крышка.
Покормив собак, Дэнни не лег, а стал перебирать старые фотографии. Некоторые заставили его плакать, потому что он вспомнил, каково это — быть ребенком.
Он съел сэндвич и составил список тех, кто его когда-либо любил. Повесил его на холодильник и зачитал вслух.
Утром он поплавал в бассейне с собаками, потом сел за кухонный стол и стал рисовать изогнутые линии. Потом соединил их, и получились фигуры. Вместе фигуры сложились в слова и образовали содержание письма, начинавшегося так:
«Дорогой мистер Хьюго,
Может быть, вы этого не помните, но однажды вы спасли ребенка…».
Он выпил кофе и перечитал письмо, перечитывал снова и снова, пока не выучил наизусть.
Потом вышел из дома и сел у бассейна.
Одна из собак побежала следом и улеглась у его ног.
Он думал о канале, о кучах мусора, о старой мебели, размокшей от дождя, о сорняках летом, о черной воде, по которой когда-то ходили баржи, в город и прочь из него. Видел, как грузовики сдают задом в грузовые отсеки за супермаркетом. Слышал, как отъезжает, открываясь, балконная дверь, чувствовал алюминиевую ручку, которая зимой была холодной. Вспоминал свою прежнюю спальню в Манчестере, пижаму в гоночных машинках, скрипучие шлепанцы, которые носил, пока пальцы не стали из них торчать, тихий голос матери и колыбельные, под которые уплывал в сон. Как прыгал на кровати. Как играл в машинки на ковре. Как решал, какого медвежонка взять с собой на ночь.
Он встал над малышом и коснулся его волос. Но малыш не шелохнулся — он не мог ощутить, что его вспоминают.
Дэнни сел на кровать и обвел пальцем контуры мультяшных героев на одеяле. Взглянул на простое спящее лицо и ощутил клокотание снов внутри.
А потом Дэнни испытал чувство, которого прежде не знал, — острую жалость, освободившую его от немыслимой тяжести. И мальчик, к которому он тянулся в полумраке, голова, которой касался, была не его, то были мягкие вьющиеся волосы его спящего отца, маленького, одинокого, страдающего, отчаявшегося и напуганного.
Амелия
Восточный Сассекс, Англия, 2010
I
Мама предупредительно дождалась, чтобы Филипп вернулся домой, прежде чем сообщила новости о дедушке Джоне. Папа тоже был дома, а потом приехал Дейв с цветами.
Мы точно не знаем когда, но
