жена – совершенно никудышная женщина и ревновать к прошлому Астахова не стоит. А вот если они делали это в равном количестве и одновременно, то совершенно неизвестно, как к этому относиться. Алена не вытерпела и спросила:
– А кто из вас начал первым?
– Теперь уж и не помню, – ответил Астахов, – да и какая разница?
Алена опять задумалась. Конечно, неплохо, что он с таким равнодушием рассказывает о жене, но это вовсе не означает, что он так же равнодушен к тем, с кем ей изменял. Алене очень хотелось спросить, скольких женщин он любил и что они для него значили, но она никак не могла придумать, как бы потактичнее задать этот вопрос.
– Петя, а вот те женщины, с которыми ты... – начала она и замолчала, потому что любой из вариантов конца этой фразы казался ей невыносимо пошлым.
Астахов прижал ее к себе и тихо сказал в ухо:
– Не думай о них, Аленушка... Никто из них ничего серьезного для меня не значил... Сначала я встречался с ними назло жене, потом, конечно, находились те, которые нравились, но... Но ни об одной из них я не сожалею... Да если честно, не так уж много их было. Я не из ловеласов.
– А сын? – не унималась Алена. – Если ты любишь сына, то как же мог его оставить?
Астахов рассмеялся:
– Оставить! Скажешь тоже! Да моему Володьке уже девятнадцать! Он взрослый парень и воспринял наш развод достойно. Разумеется, сын не мог ему обрадоваться, но он постарался нас понять и даже не задавал лишних вопросов.
– Ему уже девятнадцать? – удивилась Алена, потому что сын Астахова представлялся ей маленьким мальчиком в коротких штанишках и с прижатым к груди плюшевым медведем.
– Вот именно что девятнадцать! Мне-то скоро сорок!
– Сорок... – задумчиво проговорила Алена. – А мне скоро тридцать пять, как Раиске, и я никогда не была замужем...
– Я это сразу понял, – сказал он и поцеловал ее возле уха.
– Да? – вскинулась она. – Врешь ты все! Как это можно сразу понять? У меня же были мужчины! Я уж не совсем... старая дева... ну... в настоящем смысле этого слова...
– Это неважно, были мужчины или нет. У женщины, которая никогда не была замужем, взгляд особенный.
– Да ну? И чего же в нем особенного?
– В нем вселенская скорбь.
– Ага! Щас! У женщин, которые не были замужем, вселенская скорбь, а у неженатых мужчин, очевидно, вселенская радость!
– Ну не сердись... – тихо рассмеялся Астахов. – Женщина запрограммирована на семейную жизнь, на любовь и материнство, а если по какой-то причине семья не получается, то, мне кажется, у нее происходит некое гормональное нарушение. Возможно, что один из гормонов, отвечающий за чувство радости, преобразуется в гормон скорби. Женщина испытывает постоянную неудовлетворенность, и это всегда читается в ее глазах.
– А если женщина развелась, то у нее уже ничего в глазах не читается?
– Ну, я, конечно, не проводил сравнительного исследования, но мне кажется, что не читается. Та, которая была замужем, чаще всего уже имеет ребенка, а значит, часть своей жизненной программы выполнила, а потому жутко скорбеть не может. Часть ее души, если не вся, занята ребенком. И этим счастлива.
– Но ведь бывает же, что женщина не может забыть бросившего ее мужа, продолжает любить его! – возразила Алена. – А если еще и ребенка не успела родить...
Астахов расхохотался:
– Алена! Не стоит воспринимать мои слова так серьезно! Разумеется, у любого правила есть исключения. А то, что я тебе сказал, вообще не есть истина. Это всего лишь мои наблюдения.
Алена продолжала оставаться серьезной.
– Неужели у меня в лице вселенская скорбь? – огорченно проговорила она.
Астахов накрыл ее своим телом и, продолжая улыбаться, сказал:
– Ну, теперь-то у тебя в глазах ее никто не обнаружит, не так ли?
Так и не улыбнувшись, Алена посмотрела ему в глаза и ответила:
– А это теперь будет зависеть только от тебя.
Петр тоже перестал улыбаться. Они смотрели друг на друга и думали об одном и том же: в их глазах теперь будет читаться одна лишь любовь. И те, которые другие, которые позволяют себе излишне пристально вглядываться в чужие глаза, непременно будут им завидовать.
Алена обняла Астахова так крепко, как только могла. Да, он прав. Она запрограммирована на любовь и уж отлюбит за все те годы, которые, как ей теперь казалось, прожила напрасно. Нынешние Аленины дни были наполнены только мыслями о Петре, а ночи были полны им самим, их любовью. Алена не худела только потому, что худеть ей было уже некуда, но глаза от бессонных ночей все же несколько запали и подернулись чувственной дымкой.
– Вот ведь мне отказали от дружбы, а я что? Я ведь сущую правду сказал, – как-то проронил Стасик Любимов, слегка подъехав к ней на компьютерном стуле.
– Ну и в чем же твоя правда состоит? – ухмыльнулась Алена.
– Я же тебе сразу сказал, что он классный мужик!
– И про кого же это ты?
– Ясное дело, про кого... Про Петруху Астахова...
Алена не ответила.
– И чего молчишь? – не отставал Любимов. – Меж вами чуть ли не искры сыплются! Неужели такая неземная страсть?! А ведь могла бы, между прочим, и со мной... Для меня ведь халатик-то распахивала...
– Заткнись, Любимов, – посоветовала Алена.
– Могу, конечно, и заткнуться, – согласился он, а потом зачем-то добавил: – Пока...
Алена не обратила на эту его существенную добавку никакого внимания.
Уже на следующий день ей пришлось эту добавку вспомнить, потому что Петр ждал ее после работы в очень хмуром состоянии.
– Что-то случилось? – спросила его она.
– Почему ты не сказала мне, что вы с Любимовым... – с места в карьер начал Астахов.
– Что мы с Любимовым?! – насторожилась Алена.
– Что у вас... любовь была...
– Не было у нас никакой любви! – возмутилась она.
– Как это не было, когда он все твои родинки наперечет знает!
– Какие еще родинки?
– Все, вплоть до... самых интимных... И вообще, он ведь был у тебя в гостях, когда на моем балконе этот чертов растворитель опрокинулся... И как это у меня из головы вылетело? Совсем крышу снесло... Напрочь...
– А что сейчас? – зло спросила она.
– Что сейчас? – не понял он.
– Сейчас крыша на месте?
– Да вроде того...
– Неужели тебе важно то, что мелет этот Стасик?
– Он утверждает, что я сломал ему жизнь, что вы уже и заявление подали! – побелевшими губами сказал Астахов.
– Да врет эта скотина! – возмутилась Алена.
– То есть от любви до ненависти ровно столько же шагов, сколько от ненависти до любви? Чувства одного порядка, да?
– О чем ты, Петя?
