институте. Но, пожалуй, есть смысл задать еще один контрольный вопрос. Алена покусала губы и спросила:
– А дети у них есть?
– А как же! – радостно отозвался Стасик. – У них сразу и сын родился! Володькой назвали! Сейчас ему уж лет двадцать должно стукнуть... Или нет... Пожалуй, девятнадцать... – Любимов подсчитал в уме и с уверенностью сказал: – Точно! Девятнадцать.
У Алены похолодело в животе. Все так и есть. Стасик не врет. Но Астахов же говорил, что они с женой совершенно чужие люди... Впрочем, это стандартная фраза, которую говорят любовницам все без исключения мужья. Не стоило ее принимать всерьез. Алена облизнула вмиг пересохшие губы и зачем-то спросила:
– Она... ну... жена Астахова... она красивая?
– Разумеется, красивая! У нее все, знаешь ли, при всем! И тут, и тут, и там! – И Любимов очень выразительно показал растопыренными пальцами, где и что при всем у астаховской жены.
– Чего ж тогда ко мне клеишься, Любимов? – прошипела Алена. – У меня ж ни в одном из этих мест, которыми ты так восхищаешься, ничего даже не выпирает!
– Так я же не Астахов! Меня в тебе все устраивает!
Алена как раз собиралась вцепиться Стасику в глотку, когда к ним подошла их новая сотрудница, молоденькая Лерочка, у которой тоже все отовсюду выпирало, как и у жены Петра. Алене казалось, что Лерочка специально покупает себе одежду на два размера меньше, чем требовалось, чтобы блузочки еле сходились на пышной груди, а коротюсенькая юбчонка в облипку постоянно лезла вверх, обнажая крепкие тугие бедра.
– Ну так мы пошли... – сообщила им Лерочка, ослепительно улыбнулась Любимову, погрозила ему хорошеньким пальчиком с длинным ярким ноготком и сказала: – Станислав Львович! Не забудьте взять торт из холодильника и цветы с подоконника. Мы вам пару букетов оставим, а то все не унести.
Лерочка еще раз улыбнулась Любимову, да так широко, что Алена в сердцах пожелала ей, чтобы у нее треснуло лакированное личико. Видимо, скрыть свое отношение к Лерочке ей не удалось, потому что Стасик улыбнулся почти так же ослепительно, как их молоденькая сотрудница, и сказал Алене:
– Ага! Ревнуешь!!!
– Еще чего! – возмутилась она.
– Ревнуешь! – радостно повторил он. – Аж посинела вся! Да! Лерочка все те две недели, что у нас работает, постоянно делает мне авансы, и я последнее время подумываю, что, пожалуй, пора и откликнуться на ее недвусмысленные призывы!
– Ну не кретин ли ты, Любимов, после этого! – скривилась Алена. – Да ты этой Лерочке в отцы годишься!
– И что такого? – не огорчился он. – Нынче молоденькие девочки очень любят так называемых папиков! Я согласен для нее им немного побыть!
– Побудь, Стасик, побудь! На здоровье! Только не вздумай ко мне подваливать, когда она тебя пнет своей стройной ножкой и пошлет на все четыре стороны!
– Я же говорю, что ты ревнуешь! Прямо так и видишь, как она меня пинает! – расхохотался Стасик, а потом добавил уже на полном серьезе: – В общем, Алена, я тебя категорически предупреждаю: если в ближайшее же время не скажешь мне «да», я сегодня же в гостях у Посконкиной приударю за Лерочкой на полную катушку!
– А может, Стасик, тебе все-таки лучше приударить за самой Посконкиной? – предложила Алена.
– Так она ж на пенсию выходит! – напомнил ей Любимов.
– Так оно ж и хорошо! Представляешь, ты приходишь домой с работы, а тут тебе борщ с пампушками, пельмени сибирские, кисель ягодный! А как отобедаешь, так тебе на десерт – пышное и свежевымытое к твоему приходу тело Анны Тимофеевны! Она еще ого-го! Твоей Лерочке еще до нее расти и расти!
– Значит, ты так, да? – взревел Любимов. – Издеваешься, да?!
– Не издеваюсь! Все знают, что Посконкина последнее время оказывает тебе всяческие знаки внимания. К тому же она совершенно свободна, потому что лет пять уже вдова, а своего шестидесятилетнего бойфренда выгнала сразу же после Восьмого марта. Кстати, выглядит она прекрасно! Я бы не прочь в пятьдесят пять лет выглядеть так, как Анна Тимофеевна! Да и Лерочка в пятьдесят-то пять может до нее и не дотянуть. Эдакое далеко не всем на роду написано!
– Если ты думаешь, что всерьез уязвишь меня вдовой Посконкиной, – Любимов заговорил свистящим шепотом, – то напрасно... Не на того напала...
– Слуша-а-ай, Ста-а-асик... – протянула Алена, с большим подозрением вглядываясь в сотрудника. – Да неужели... Нет, у тебя что, в самом деле что-то было с Анной?!
– Да какое тебе дело, с кем у меня что было?! Тебе ведь я не изменял, верно? Ты же от меня верности не требовала...
– А ты, оказывается, Казанова, Любимов! – расхохоталась Алена.
– А что в этом плохого? – Стасик подбоченился. – Казанова умел доставить женщинам наслаждение, за что и был ими любим! И если ко мне неравнодушны Лерочка с Посконкиной, то это говорит только о том, что тебе неплохо бы поспешить с ответом на поставленный перед тобой вопрос.
– Ладно, Стасик, устала я от тебя... – отмахнулась от него Алена. – Даю слово, что завтра же отвечу на твой вопрос!
– А почему не сегодня!
– А потому что сегодня я хочу гулять на отвальной Посконкиной на полную катушку! Если я сегодня отвечу тебе «да», то как порядочная женщина должна быть при тебе неотлучно весь вечер, не так ли?
– Ну, хотелось бы...
– Вот! Дай же мне гульнуть напоследок, Любимов!
– Ну гульни... Только ты уж не очень расслабляйся-то...
– Сегодня моя гульба тебя еще не касается, понял!
– В общих чертах.
– Вот и давай в общих чертах отключать компьютерную сеть и вентиляцию, раз нам с тобой это поручили!
Выйдя из здания своей фирмы, Алена с Любимовым остановились у скамеечки напротив автобусной остановки, потому что большой подарочный торт, который сотрудники поручили им доставить к Посконкиной, оказался так ненадежно перевязан скользким крученым шнуром, что мог вывалиться из коробки в любую минуту. Не успел Стасик поставить торт на скамейку, как отлетел от нее на полметра и осел прямиком на вазон с малиновыми петуниями. Вслед за ним полетел торт, который вывалился-таки из коробки прямо Любимову на брюки. Алена ахнула, а на Стасика с перекошенным лицом набросился неизвестно откуда взявшийся Астахов.
Разнять дерущихся Алена не могла. Возможно, что это не получилось бы, будь она и в лучшей форме, но именно в этот момент у нее так дрожали колени, что она не могла встать со скамейки, на которую непроизвольно опустилась прямо в один из роскошных букетов, которые собирались дарить Посконкиной сослуживцы.
Драка закончилась так же неожиданно, как и началась. Астахов еще раз куда-то ткнул кулаком Стасика, сделал знак стоявшему неподалеку такси и моментально, как на резвом коне, скрылся в нем с поля брани. Алена с ужасом глядела на Любимова, не в силах сдвинуться с места. Стасик пытался выпростать свое нехуденькое тело из вазона, в котором наглухо застрял, но у него ничего не получалось. Хорошо, что сжалился проходящий мимо мужчина, подал Любимову руку, и тот, поднапрягшись, вывалился из изрядно помятых петуний на газон. Тут уж Алена подлетела к нему и, захлебываясь слезами жалости то ли к бедному Стасику, то ли к себе, принялась руками стирать кровь с его лица и крем с брюк.
– И ведь, главное, торт-то общественный... и ведь весь погиб... насмерть... не соберешь... – бормотал Любимов, стараясь не смотреть Алене в глаза.
– Мы другой купим, еще лучше прежнего... – лепетала Алена, тоже избегая встречаться с ним взглядом.
Выглядел Любимов самым плачевным образом: весь в крови, торте и с оторванным карманом новой бежевой рубашки. Алене ничего не оставалось делать, как броситься ловить такси, чтобы увезти своего
