Он привлек Лилиану к себе.
– Не будем ничего забывать. Я познакомлюсь с твоим отцом, мы отправимся в Нью-Йорк на встречу с твоей семьей. – Антонио поймал ее губы в поцелуе, подавляя возражения. – Ради твоего душевного комфорта я всегда готов на все.
Летя в Нью-Йорк на частном самолете Антонио, Лили тревожилась по поводу неприязни своего жениха к семье Аккарди. Они поспешили назначить дату приема на ближайший уик-энд, явно следуя желанию ее отца.
Всю дорогу Антонио заверял, что проявит снисходительность и, возможно, даже проникнется к ее родным симпатией. Это успокаивало Лили ровно до того момента, как они вошли в семейный особняк Аккарди.
Теперь она чувствовала, как что-то терзало Антонио изнутри. Что-то мрачное и злобное.
Не успела Лили сказать ему, что согласна уехать, как к ним, не дав толком переступить порог, помчался ее отец.
За какой-то миг до того, как он оказался рядом, сверкая улыбкой невиданной широты, кое-что впервые бросилось Лили в глаза. Ее отец и Антонио были похожи. Исключая комплекцию и разницу в возрасте – Антонио оказался намного крупнее, а у отца были морщины и седина, – этих двоих объединяли черты лица и цвет кожи. Увидев их, например, на улице, Лили сочла бы их родственниками. А если бы их увидели втроем, – учитывая то, что Лили была похожа на мать, – наверняка подумали бы, что Антонио – сын ее отца.
– Миа белла Лилианиссима, вот ты и здесь!
Ощущая, как Антонио напрягся всем телом, Лили замерла с деревянной улыбкой, неловко позволяя отцу обнять себя.
К счастью, объятия длились меньше обычного, ведь все внимание отца занимал Антонио.
– Доктор Балдуччи, сотню раз добро пожаловать!
– И одного более чем достаточно, синьор Аккарди, – Антонио пожал руку отца с таким видом, словно касался ее с отвращением.
Не обращая внимания на неприязнь Антонио, отец с воодушевлением взял его руку в ладони.
– Я вне себя от восторга по поводу вашей с Лили помолвки! Моя несравненная дочь достойна только лучшего мужчины, а вы, как я вижу, именно такой. И тоже итальянец!
Еле держась на грани приличий, Антонио освободил руку от железной хватки отца.
– Лилиана действительно несравненна и заслуживает только лучшего. И я позабочусь об этом, отныне и вовеки.
Нервы Лили напряглись от едва завуалированной угрозы Антонио. Что бы ни заслужил ее отец за поведение в прошлом, Лили надеялась на снисходительность жениха.
Отец, похоже, не заметил никакого подтекста в словах Антонио. Он подвел их к открытым дверям в конце просторного холла, откуда доносились звуки музыки и разговоров.
– Мы вместе позаботимся об этом, доктор Балдуччи. Я могу называть вас Антонио?
– Если хотите, – это было произнесено тоном «Только посмейте!». Антонио выглядел так грозно, что отец не обратился в камень только благодаря своей восторженной забывчивости. Антонио заговорил угрожающе тихо: – Насколько я понимаю, у вас не было никакого контакта с Лилианой, пока она росла. Учитывая ваше вдруг проснувшееся рвение узнать ее, я не устаю задаваться вопросом, как можно объяснить годы отсутствия и молчания.
Отец замер, глядя так, словно Антонио только что вручил ему лучший в жизни подарок.
– Я так рад, что вы спросили! Я пытался объяснить это Лили после смерти Луэнн. Но она всегда настаивала: что прошло, то прошло.
Да. Она не хотела выслушивать его причины. Боялась счесть их ничтожными и потерять последний шанс продвинуться вперед в общении с ним.
Отец подхватил под руки ее и Антонио.
– Пойдемте, пожалуйста. Об этом нельзя говорить в присутствии десятков любопытных Аккарди.
Отец провел их в старинную курительную комнату с большими мягкими диванами, персидскими коврами и панелями темного дерева. Обстановка была подлинной и антикварной, но на всем лежал отпечаток времени и отсутствия должного ухода. Этот трехсотлетний особняк выглядел впечатляюще, но пребывал не в лучшем состоянии, вопреки ожиданиям Лилианы от этих представителей элиты.
Усадив ее и Антонио, отец встал перед ними, словно давая спектакль, который ждал всю жизнь. И начал рассказ.
– Луэнн была восхитительна, очень похожа на тебя, моя любимая Лили, внешне и блестящим умом. Неординарная, независимая. Я влюбился в нее с первого взгляда в соборе Святого Марка, так же, как и, по-моему, она – в меня. Она была единственным ребенком матери-одиночки, которая тоже работала в области медицины, и с детства знала лишь научные проекты.
Лили вдруг осознала, что жила жизнью матери. До появления Антонио.
– В то время она только что окончила ординатуру и собиралась начать научные исследования, но осознала, что и не жила еще толком. Поэтому прежде, чем погрузиться в работу в больнице, решила два года поездить по миру. Ее первой остановкой стала Италия. Две недели мы почти не расставались, а потом она решила отправиться на север. Я потерял от нее голову, хотел удержать, поэтому и сделал предложение. Она была потрясена, тут же отказалась и на следующий день уехала. Я следовал за ней по всей Европе. Мои мать и дяди были в ярости. Я только что занял место своего отца в семейной юридической фирме, к чему я готовился всю жизнь, и бросил все на произвол судьбы. Потом Луэнн наконец-то уступила, и мы поженились во Франции. По возвращении домой никто особой радости не выказал. Мало того что мое «дезертирство» вызвало непоправимые потери для фирмы, так еще мне готовили брак по расчету, чтобы финансово помочь семье. Я сказал родным, что не желаю занимать место отца на постоянной основе, что хочу уехать, быть с Луэнн и ребенком, которого мы в то время ждали. Тебя, моя дорогая девочка.
Горло сжималось с каждым словом, и Лили прильнула к Антонио. Он крепко обнял ее, словно защищая от откровений отца.
А тот продолжал:
– Моя мать твердила мне, что Луэнн не подходит на роль жены, что она будет ужасной матерью, и я разрушу свою и твою жизни, если останусь с ней. Луэнн тоже ненавидела мою мать, ненавидела всех Аккарди и их элитарность, ненавидела жизнь в Венеции и в том, что называла затхлым жилищем, годящимся только для призраков. Наше пребывание в Венеции затянулось, Луэнн родила тебя. Пока я занимался проблемами, вызванными моим отсутствием, она решила, что я никогда не смогу постоять за себя или тебя, что я навечно останусь «под каблуком» у своей семьи. Чтобы доказать, что для меня важны только она и ты, я назначил дату переезда в Штаты. Сначала
