– Да? – без особого энтузиазма поднял приятель взгляд.
– Мы нашли Фурбулентус! – торжественно прошептала я, перегнувшись через стол и приблизившись к нему.
Гном застыл, на его подвижном лице с бешеной скоростью менялись гримасы от изумления до откровенного недоверия.
– Повтори, – он сглотнул, – я, кажется, не расслышал.
– Пойдем, посмотришь? – Я поднялась из-за стола и кивнула на дверь.
Когда нас поселили сюда, на постоялый двор, я засунула меч под кровать, посчитав, что там самое надежное место. Коль новость о его находке так взбудоражила всю Фатию, я решила убрать его подальше от глаз данийских. Теперь клинок лежал между старыми пыльными коробками завернутый в тряпицу и дожидался своего звездного часа.
– Глянь. – Я развернула тряпку.
Свет, падающий из окна, попал на крупный синий камень и разбился на тысячи ярких блестящих лучиков, заиграл голубой мозаикой на стенах, обклеенных светлыми обоями, нарисовал замысловатый узор на зачарованном лице гнома.
– Это он, – тихо прошептал Пан, поднимая дрожащую руку, проводя ею в воздухе над клинком, – меч раздора. Значит, все правда!
– Что – правда? – насторожилась я, моментально заворачивая Фурбулентус старой тканью.
Пантелей внимательно глянул в мое хмурое лицо:
– Я так, мысли вслух.
Ответом я не удовлетворилась, но молча кивнула. Вокруг меня в воздухе плавают какие-то страшные тайны, нечто важное, что изменит, возможно, всю мою жизнь! Об этом, похоже, все знают, но тщательно скрывают от меня. Вот теперь и гном. Что он имел в виду? Что – правда? Бабочка?
Я порывисто опустилась на колени и спрятала меч обратно под кровать.
Ваня ужасно мучился и страдал. Нога у него болела целыми сутками, кроме того, сожженная лечебными мазями кожа под повязками чесалась. Приятель осторожно водил костылем по шине, надеясь прекратить изматывающий зуд. От всех этих обстоятельств характер у Петушкова окончательно испортился, а настроение менялось от плохого до откровенно ужасного. Весь световой день он стонал, закатывая глаза и откинувшись на груду пуховых подушек – на лежаке, что на веранде, – капризничал и обвинял весь мир в своих несчастьях.
– Когда же он приедет? – бубнил он чуть слышно.
– Кто? – Я перевела взгляд с раскрытой книги «Приключений» на недовольное Ванино лицо.
– Твой Сергий когда приедет? – заорал он и яростно махнул костылем.
Я даже пригнулась на всякий случай, не кинул бы его в меня.
– Может, сегодня и приедут, – пробормотал гном, откусывая огромный кусок хлеба с маслом.
– А ты откуда знаешь? – усомнилась я.
– Я когда сюда ехал, – гном шумно хлебнул горячего и очень-очень сладкого чая, – то задержался по одному делу и потом обогнал их. – Он что-то долго прикидывал в уме: – Я приехал три дня назад, а они уже должны были быть вчера.
– А почему ты не сказал, что даниец, которого мы грабанули в Краснодоле, не кто иной, как правая рука Арвиля Фатиа? – неожиданно задала я мучивший меня вопрос. – Ты не мог не знать этого!
Гном такой каверзы с моей стороны не ожидал и, подавившись чаем, зашелся кашлем.
– Приехали! Приехали! – раздался звонкий голосок.
Я выскочила во двор, худенький веснушчатый мальчик стоял у ворот и радостно улыбался, открыв щербатый рот.
– Кто приехал?
– Люди приехали! Все важные такие. – Он развел руками, изображая, насколько оказались важными послы.
– Наконец-то! – раздался вопль Петушкова. – Я спасен!!!
Я вручила ребенку большое румяное яблоко, и тот убежал, мелькая грязными пятками.
Возбужденный Ваня попытался вскочить со своих подушек, но резко поморщился от боли и махнул рукой:
– Ну вы идите, я вас здесь подожду. – На его худом лице отразилось отчаяние.
– Не боись, братан, – Пан тяжело поднялся со стула, – мы тебя в беде не бросим! Встретишь ты свою делегацию.
Выражение «Не бросим в беде» гном представлял себе весьма своеобразно.
Сначала он хотел дотащить Ивана на себе. С трудом оторвав Петушкова от кушетки, он движением фокусника дал тому костыль и тут же подставил свое плечо. Надо сказать, дохромали они ровно до середины двора под удивленными взглядами Гария и Марии, и оба выбились из сил.
Гном сдался и признал несостоятельность проекта, но тут ему в голову пришла фатальная для Ваньки идея, и из сарая была извлечена старая одноколесная тележка, переделанная из старого корыта, в которой хозяин перевозил сорняки с огорода в компостную кучу. Петушков сомневался недолго и с готовностью кивнул, соглашаясь доехать до Главной площади на ней.
Я подкатила тележку, гном придерживал скачущего на одной ноге Петушкова.
– Вехрова, – сквозь сжатые зубы процедил Ваня, – тележку подкати, кому проще хромать: мне или тебе?
Я послушно толкнула тележку к ним. Большое колесо проехало по ноге гнома, тот обозвал меня непечатным словом и схватился за ступню, напрочь забыв про Петушкова. Ваня между тем балансировал на одной ноге наперевес с замотанной другой и яростно размахивал костылем. Шина все же перевесила, и несчастный рухнул лицом вниз на тележку. Я не смогла ее удержать и отпустила деревянные ручки. Ванятка начал медленно съезжать на пузе на землю. Мы с вовремя опомнившимся гномом одновременно кинулись к нему, пытаясь спасти от новых увечий.
– Аська, – глухо прошипел Петушков, скукожившись на дне, – ненавижу.
С огромным трудом он перевернулся и, поерзав, устроился с относительным комфортом. Я с сомнением посмотрела на сжавшегося приятеля и жалко торчащую из корыта тележки завязанную ногу и прошептала в ухо гному:
– Ты уверен?
– Повозки все равно нет! – буркнул он.
Мы тронулись в путь, с трудом выехав со двора. На наше шествие высыпала полюбоваться вся улица. Чувствуя себя полной дурой, я схватилась за одну ручку тележки, помогая гному удержать тяжеленного детину. Тележка подскакивала на кочках и колдобинах. Ваня, одной рукой вцепившись в борт, другой размахивал и указывал нам дорогу. Его трясло на неровностях, колесо жалобно скрипело, мы с трудом управляли незамысловатым транспортом.
– Помедленнее! – орал изувеченный приятель. – Смотри – колдобина! – Ваня подпрыгнул и ударился челюстью о коленку. – Не-ет, – простонал он, – вы меня решили угробить!
За нами увязались мальчишки, хохочущие и размышляющие вслух, сможем ли мы доехать до Дома Властителя «на этом колесе».
Ближе к центру дорога стала лучше. Петушков расслабился и начал вытягивать шею, чтобы рассмотреть, когда же мы доберемся до площади, но тут дорога пошла под горку, и тележка стала набирать скорость. Где-то на середине улицы мы с гномом отчаялись совладать с ней. Петушков не на шутку перепугался, глаза бешеные, – несчастного подбрасывало и швыряло в разные стороны. Он дико голосил, называя нас извергами и убийцами, и грозил, что нам это зачтется на Страшном суде.
В конце концов на особенно глубокой колдобине, когда стала просматриваться площадь, тележку сильно качнуло – мы ее выпустили из рук, а Ваня продолжил свой путь в свободном полете. Мы со всех ног бросились за ним, но, казалось, тележке приделали крылья, она набирала скорость, виляла и уходила от наших рук. Издавая нечеловеческий вой, Петушков вжал голову в плечи, вцепился в борта, так что было видно одну макушку. Ноги болтались выше головы, мне даже показалось, что деревяшки шины сейчас улетят к кому-нибудь во двор. На одной особенно глубокой выбоине тележка сдалась, и ее единственное колесо отвалилось. На долю секунды я обрадовалась, решив, что приятель сейчас остановится, но не тут-то
