– Только нам надо жертвоприношения, – спохватилась я, полагая, что данийцы язычники и должны подносить богам дары.
– Ничего, Аська, мы винца возьмем! – успокоил меня Сергий.
Его круглое лицо покрылось нездоровыми красными пятнами.
Встать оказалось сложно, пол уходил из-под ног и очень быстро приближался к носу. Я поняла, что упала и отбила подбородок только после того, как меня подняли на ноги. Квадратики паркета двоились, дверей оказалось целых четыре. Я со всего размаху ударилась о косяк и ругнулась непечатным словом.
В конце концов мы вывалились на улицу. Прохлада остудила разгоряченные щеки, я полной грудью вдохнула ночную свежесть, качнулась и схватилась за Петушкова, чтобы не упасть.
– Ох, – поднял глаза Ваня, – какая ночь звездная!
Я посмотрела на четыре луны:
– И лунная.
Мы обнялись и направились в сторону центра города. Хитрые тропинки парка уходили из-под ног, поэтому мы шли по мокрой траве. В чернильной мгле не было видно ни зги, моя попытка сделать светильник закончилась провалом, в небе загорелось неопределенное месиво желтого цвета. Я махнула рукой, легкие искры вспыхнули над нашими головами и тихо осели пеплом на землю.
На площадь вступили с залихватской песней, которую каждый исполнял на свой мотив:
орала я что было мочи.
– Вот он! – заголосил Ванятка, тыча пальцем в храм. За сегодняшний день со здания полностью сняли леса, приготовив к открытию. Оно радовало глаз асимметричными стенами, золотыми куполами и замысловатыми рисунками.
– Красота! – протянул Пострелов.
Я глотнула вина, набрала побольше воздуха в легкие и заорала:
– Бог Рональдо, сами мы не местные, спортивной подготовки у нас нет! В соревнованиях никогда не участвовали! Помоги нам чем можешь, хоть победой, хоть силушкой!
– Ась, а ты уверена, что правильно молишься? – остановил меня Пострелов, схватив за руку.
– А если знаешь, как нужно, что молчишь? – удивилась я, передавая ему бутыль.
– Может, надо о стену бутылку разбить? – предложил Петушков, смачно икнув.
Мы переглянулись: в словах Ванятки, несомненно, имелся резон. Выпили еще по глотку, а потом Иван со всего размаху метнул бутыль в разрисованный бок храма. Тот почему-то задрожал. От благоговейного ужаса мы отбежали подальше, и все трое упали на колени.
– Он нас услышал! – прошептала я, подхватываемая религиозным экстазом.
В этот момент стены затряслись, раздался тихий хруст ломающихся балок. Конструкция почти беззвучно складывалась, как картонная коробка. В небо поднялось облако пыли. Хмель моментально выветрился из головы. Мы вскочили как шальные и отбежали подальше, остановившись на шикарной клумбе у фонтана. Я сглотнула и спросила испуганным шепотом:
– Ваня, ты же не мог сбить несущую ось обыкновенной бутылкой. Или мог?
Петушков расширенными от ужаса глазами наблюдал, как рушатся тонкие расписные стены, проваливаются купола, обклеенные сусальным золотом, осыпаются краска и куски штукатурки. Нам под ноги упал кусок разноцветной стены. Я зашлась кашлем. Через мгновение над обломками некогда великолепного храма – воплощенного полета фантазии архитектора – клубился слабый туман.
– Помолились, блин! – выдавил из себя Сергий.
– Что теперь делать-то? – осторожно поинтересовалась я.
Пострелов тяжело вздохнул, прикрыл глаза и махнул руками, в воздухе повис тяжелый запах жасмина. Кисти рук приятеля полыхнули красным, и храм начал выстраиваться заново. Вставали на место стены, слетались куски фресок, вырастали купола. Здание стояло как новое, только под неописуемым углом к горизонту: чтобы его рассмотреть, надо было наклонять влево голову.
– Ты думаешь, не заметят? – с сомнением разглядывала я кривую постройку.
– Чокнулась? – буркнул Сергий. – Слава богу, если до открытия достоит!
Мы молча смотрели на восстановленное безобразие и не знали, что к этому добавить. Я опустила глаза и увидела расписной кусочек стены рядом с нашими ногами.
– А давайте это отметим! – вдруг предложил Ваня. – Аська браги наколдует.
Предложение это в нашем нервозном состоянии показалось заманчивым. Подобрав деревяшку и стирая тем самым последние следы преступления, мы вернулись на постоялый двор.
Лучше бы я не просыпалась. Глаза резануло дневным светом, во рту пересохло и горело, а голова походила на чугунный котел. С хриплым стоном я перевернулась на другой бок, взгляд уперся в кружку воды, заботливо оставленную около кровати. Я схватила ее слабой дрожащей рукой, глиняный край застучал по зубам. Вода начала разливаться, попадая на подушку и рубаху, но я все же смогла сделать несколько глотков живительной влаги. Никогда я не испытывала такого упоения от простой колодезной воды, с каждым глотком чувствуя, как стихает пожар в горле. С трудом поднявшись, я сделала непроизвольное танцевальное па на уходящем из-под ног полу.
Ванятка сидел на веранде шибко зеленый и помятый. Вокруг него витали фимиамы перегара. Петушков задумчиво смотрел в окно на серое, затянутое облаками небо, на раскачивающиеся от порывов ветра деревья и что-то прихлебывал из кружки. Настроение у него было отвратительное.
– Да уж, Аська, – протянул он, бросив на меня хмурый взгляд из-под бровей, – ночью дождь прошел, как ты там по грязи будешь бегать?
– Не знаю, как я вообще буду бегать, – прохрипела я.
Я забралась с ногами на лавку, завернулась в одеяло. Меня всю трясло.
– Слушай, ты себя в зеркало видела? – бесцветным голосом спросил приятель.
– Нет, я умывалась с закрытыми глазами, чтобы не пугаться.
– Ну посмотри.
Я глянула в начищенный до блеска серебряный поднос и охнула: отражение радовало огромной шишкой на лбу, от столкновения с косяком, и синяком на подбородке.
– Да уж, погуляли, – пробормотала я и хлебнула из протянутой мне Ваней кружки огуречный рассол.
Мы с трудом оделись и поплелись на поле, с особым смаком проклиная тот день, когда согласились поехать в Ненэлию.
На поле, несмотря на противный моросящий дождик, стягивался весь город. Мы с Ваней шли, низко опустив головы и разглядывая мокрые камни под ногами. Ветер распушил мои непослушные пряди, выбившиеся из заплетенной по случаю соревнований косы. В голове вместо мыслей варилась каша, а во рту стоял противный металлический привкус. Огромные ворота стадиона, гостеприимно распахнутые для всех желающих, открывали вид на поле, по краю которого выросли разноцветные шатры с гербами провинций Данийи, откуда прибыли участницы.
Мы поискали глазами наш шатер, но вместо этого увидели развевающееся на шесте знамя с гербом стольноградского Совета магов Словении и сиротливо кутающихся в легкие летние плащи служек. Рядом переминался с ноги на ногу Магистр Леонид. На его круглом блестящем лице застыло беспокойство. Под тихие шепотки в спину и любопытные взгляды мы подошли к ним.
– Вы почему так долго? – накинулся на нас Магистр.
Его скрипучий голос вонзился ножом в больную голову, мы с Иваном болезненно поморщились.
– Что с вами? – удивился Леонид, заметив наш болезный вид.
– Мы простудились, – сипло промычала я, мечтая об одном: сделать большой глоток холодной, упоительно сладкой воды. Образ оказался настолько ярким, что я непроизвольно сглотнула, пытаясь смочить пересохшую глотку.
– Где Сергий Фролович? – не унимался Советник.
Мне вспомнился приятель, сладко храпящий на полу рядом с кроватью, в одном сапоге и с одной стянутой брючиной портов, нежно обнимающий пустую бутыль из-под браги.
– Он тоже простудился, – кашлянул Ваня после долгих раздумий.
Советник разочарованно чмокнул губами. Мол, такой важный день, а вы посмели заболеть. Он тяжело
