До полей я бежала, забыв от радости, что можно, в общем-то, взять и лошадь.
Как там Али говорил? Кричи погромче, я услышу, потому что всегда рядом?
Я встала посреди пшеницы, оглянулась, не идет ли кто-нибудь, удостоверилась, что одна-одинешенька в чистом поле, и заголосила:
– Али! Али, выходи, выползай, толстый ящер! Али!
Ответа не последовало. Да где ж его носит? Я открыла рот, набрала воздуху, повернулась на девяносто градусов и – нос к носу столкнулась со страшной драконьей мордой. От неожиданности я шарахнулась в сторону, едва не потеряв равновесие.
– Ты что меня пугаешь?
– А что ты орешь как резаная?
– Ты сам сказал, погромче позови, вот я и позвала тебя.
– Я сказал погромче, а не орать, как будто тебя убивают. Что у тебя случилось?
– Мне нужен твой зуб!
От такого заявления вертикальные зрачки дракона стали круглыми.
– Нет, ты точно рехнулась! На тебя так местный воздух, что ли, действует?
– При чем здесь воздух? – прошипела я. – Мне нужен твой зуб, это дело жизни и смерти!
– Чьей смерти? – насторожился Али.
– Моей, моей! Я сделала огромную глупость, я наколдовала Моэрто с Арвилем.
– Ты что сделала? – Внезапно дракон чихнул дымом, еще раз, а потом захохотал. Он повалился на спину, дрыгался, катался, примяв всю пшеницу на поле.
– Прекрати! – заорала я. – Давай свой зуб, это приказ! Я не хочу все время знать, что делает и думает этот прохвост! Я даже знаю, что сейчас он голодный!!! Мне это не нравится! Я свои-то чувства не понимаю, а еще тут вам и его пожалуйте!
– А кто был инициатором данного недоразумения, – выдавил дракон, отсмеявшись.
– Недоразумения?! Катастрофы! Посмотри: я похожа на сумасшедшую ведьму?
– Да.
– Что – да? Он все подстроил, затащил меня на эту дурацкую свадьбу, вручил свой кулон, а теперь еще все время сидит у меня в голове – да так рехнуться можно!
– Он отдал тебе свой Пантакль?
– Что? Ты про этот кругляшок?
– Да, это очень сильный амулет, он дается с рождения и хранится всю жизнь.
У меня отвисла челюсть.
– Так, – прорычала я, – немедленно давай свой зуб, и я верну безделушку Фатиа!
Дракон с силой сжал челюсти.
– Солько серес мой туп, – промычал он, не открывая пасти.
Я усмехнулась:
– Ну если ты настаиваешь…
Видимо, моя ухмылка его испугала, потому что он живенько открыл пасть. Зубов было много, все длинные, острые и росли в два ряда. Я схватилась пальцами за клык.
– Эй, – просопел дракон, – поальсе не можесь, не хосу хоить щейбатым!
– Тебе это не грозит!
Секунда, сейчас магия начнет струиться от пальцев к десне. Стоп! Я застыла. А хочу ли я это прекращать? А кто сказал, что мне не нравится чувствовать Властителя Фатии? Да не каждой ведьме такой шанс выпадает!
Я вытащила руку из пасти дракона.
– Все?
– Живи, не нужны мне твои зубы.
– Что? – удивился дракон.
– Живи, я сказала, – огрызнулась я, повернулась и побрела к городу.
– Аська, ты сумасшедшая, ты знаешь? – рыкнул мне в спину Али.
– Теперь знаю!
Возвращалась я в еще более дурном настроении. Несколько раз поворачивала назад к дракону, но потом, передумав, шла дальше.
«Нет, я точно чокнутая! Да об этом можно даже не спорить!»
В городе меня ждала еще более «радостная» новость: в Фатию с визитом приехала очередная делегация. И первая, кого я увидела, это была моя давняя знакомая Прасковья!
Все! Если до того момента я полагала, что Данийя – это «Клуб для избранных», то теперь знала точно – это просто проходной двор!
Глава 13
Ваня целыми днями валялся в гамаке или же с задумчивым видом поэта, измученного кризисом творчества, бродил по саду. За ним по пятам трусил Трезорка, грустно уставившись в землю и размышляя о своей собачьей жизни. Ваня бледнел и чах – в Совет его обратно не взяли, а мысль путешествовать по стране и творить добро его отчего-то не вдохновляла. Совсем как в «Приключениях ведьмы»:
«…Само слово „добро“ казалось Петушкову ненастоящим. Он не верил в него: ему никто не делал ничего хорошего и доброго. Всю свою сознательную жизнь он заботился и думал только о себе родном, а „добро“ подразумевало большую чистую душу и готовность отдать последний медяк даже на спасение полосатых хохлаток в лесах на крайней границе. Душа у Вани была большая, но не слишком, а последние медяки он, как правило, пропивал или же прятал в голенище сапога на черный день, а потом все равно пропивал в „Веселом поросенке“. Иногда он думал, что случилось бы с ним, не встреть он кудрявую пигалицу Асю Вехрову с ее сундуком секретов. Сначала он ее ненавидел искренне и безоглядно, всей своей большой, но не слишком, душой, а потом вдруг понял: она такая же невезучая, как и он… и ненависть испарилась, и кудрявая пигалица вдруг стала другом, наверное, единственным настоящим другом…»
– Пе-туш-ков! Пе-туш-ков! – голосила я на весь сад, пытаясь рассмотреть за густыми кустами малины его длинную худую фигуру. – Петушков!
– Чего тебе, Вехрова? – Ваня, оказывается, возлежал в гамаке, накрывшись покрывалом и, скорее всего, оплакивал свою загубленную жизнь.
– Ваня! – Я перелезла через колючие кусты, расцарапала щеку и оставила на ветках клок волос. – Она приехала! – пропыхтела я.
– Аська, испарись, и без тебя тошно! – Он тяжело вздохнул и посмотрел на меня полными надежды глазами. – Может, в запой уйти?
– Ты рехнулся? – Я плюхнулась в гамак, придавив его ноги. – Она приехала!
– Кто? – устало спросил Ваня, понимая, что я все равно не отстану.
– Прасковья, в ее доме прятали Анука!
Я нервно оттолкнулась ногой от землю, гамак, со скрипом закачался.
Петушков явно не понимал причины моей истерики, вытянул губы трубочкой и продолжал рассматривать между толстых веток яблонь лоскуты голубого неба.
– Она здесь не случайно, – продолжала я, – ее вызвал тот, кто организовал похищение!
– Вехрова, что ты от меня хочешь? – не выдержал Петушков, пытаясь незаметно освободить ноги из-под меня.
– Ты будешь следить за ней! – торжественно объявила я свой план.
– Следить? А почему я, почему вся грязная работа достается мне? На дерево лезу я, на тележке еду я! – возмутился Петушков, открыто отодвигая меня ногой к сужающемуся краю гамака, я по инерции завалилась на приятеля всем телом, ударив острым локтем его в худой живот. Ваня громко застонал.
– Зато я в Ненэлии на стену стадиона первая забралась! – прервала я его стенания. – Петушков, я бы проследила за ней, но не пристало одной девице за другой по кустам и огородам лазить!
– А мне пристало? – возмутился Ваня.
– Да! – рявкнула я. – Вставай уже, а то она уедет из Фатии раньше, чем мы что-нибудь выясним!
От злости Ваня ткнул ногой мне в спину, я ласточкой вылетела из гамака. Веревки жалобно затрещали, и через секунду Петушков лежал на земле, опутанный гамачной сетью.
