Я стоял безмолвно, охваченный совершенным расстройством. Было трудно поверить, что этот человек был жив – ведь его внешний вид говорил об обратном. Он до ужаса походил на мумию. Но в момент речи его губы шевелились, а в глазах горела отвратительная жизнь.
– Ты будешь делать то, что скажу я, – резко проговорил он, и теперь его тон стал повелительным. – Ты, должно быть, знаешь, кто такой сэр Холдред Френтон?
– Да.
Любой, кто знаком с европейской и американской культурой, слыхал и о книгах путешествий сэра Холдреда Френтона, писателя и солдата удачи.
– Сегодня ночью вы отправитесь в имение сэра Холдреда…
– Да?
– И убьете его!
Мои колени пошатнулись при этих словах. Приказ был невозможным – неописуемым! Я пал низко, так низко, что был готов торговать опиумом, но чтобы умышленно убить человека, которого не видел ни разу в жизни, – человека, известного своими добрыми деяниями…
«Это было бы слишком чудовищно, – подумал я, – просто непостижимо».
– Не отказываешься?
Он говорил с презрением и насмешкой – тоном, походившим на шипение змеи.
– Не отказываюсь? – вскричал я, наконец, обретя голос. – Не отказываюсь? Да вы сам дьявол! Разумеется, я отказываюсь! Вы…
Что-то в его холодной уверенности заставило меня умолкнуть – я застыл, предчувствуя недоброе.
– Дурак! – спокойно проговорил он. – Я вырвал тебя из оков гашиша – и знаешь как? Через четыре минуты с этого момента ты узнаешь и проклянешь день, когда появился на свет! Не думал ли ты, что это странно – быстрота ума, ловкость тела, притом что мозг скорее должен бы работать вяло и медленно, а тело – быть слабым и неповоротливым, спустя столько-то лет отравлений? Тот удар, сваливший Джона Гордона, – ты не задумывался, почему он вышел таким мощным? А та легкость, с какой ты усвоил сведения о майоре Морли – об этом тоже не задумывался? Ты дурак, ты связан со мною цепями из стали, крови и огня! Я сохранил тебе жизнь и рассудок – я и только я. Каждый день тебе в вино подмешивали эликсир жизни. Без него ты не смог бы ни остаться в своем уме, ни выжить. И только я знаю его секрет – и никто больше! – Он посмотрел на странного вида часы, стоявшие на столе рядом с его локтем. – На этот раз я попросил Юн Шату не давать тебе эликсира, ибо предвидел твой бунт. Сейчас твой час близок… ха, вот и он!
Он добавил что-то еще, но я уже ничего не слышал. И не видел, не чувствовал – так, как чувствуют люди. Я корчился у его ног, крича и тараторя что-то, сгорая в таком пламени, о каком никто из людей не мог и помыслить.
Да, теперь я все понял! Он просто давал мне наркотик, по силе значительно превосходивший гашиш. Это объясняло мои неестественные способности – я всего-навсего действовал под влиянием чего-то, что вмещало в себя целый ад и что, подобно героину, придавало сил, но оставалось незаметным для жертвы. Что это было, я понятия не имел – и, как мне казалось, его не имел никто, помимо того, кто теперь стоял предо мной, испытывая некое зловещее удовольствие. Но оно сохраняло мой разум в целости, прививая телу потребность в себе, и как раз сейчас дикая жажда рвала мою душу на части.
Никогда еще – даже в худшие минуты после контузии, когда я неистово желал гашиша, – ни разу еще я не испытывал ничего подобного. Я сгорал от пламени тысячи преисподних и замерзал в стуже, что была в сотни раз холоднее всякого льда, спускался в страшнейшие глубины мук и поднимался на высочайшие скалы страданий, и меня окружали миллионы кричащих чертей, что, вереща, тыкали меня клинками. Кость за костью, вена за веной, клетка за клеткой мое тело словно дробилось на части и разлеталось кровавыми атомами по всей вселенной, и каждая отдельная клеточка становилась целой системой трепещущих, кричащих нервов. И они собирались из далеких пустот, чтобы затем объединиться с еще большей болью.
Сквозь огненно-красный туман я слышал собственный голос – я кричал и издавал монотонные стенания.
Затем своими выпученными глазами я увидал золотую чашу в похожей на клешню руке, что вплыла в мое поле зрения. Чаша была наполнена чистой янтарной жидкостью.
Со звериным криком я схватил ее обеими руками, лишь смутно сознавая, что металлическая ножка искривилась под нажимом моих пальцев, и край чаши приник к губам. Я пил бешено, торопливо, чувствуя, как жидкость растекается по моей груди.
9. Катулос Египетский
Ночь для тебя – словно три ночи, А небеса – железный саван[88].Гилберт Кит ЧестертонКостелицый стоял и критически смотрел на меня, сидящего на кушетке, задыхающегося в полном изнеможении. Держа в руке чашу, он осматривал изменившую свою форму золотую ножку. Она согнулась под нажимом моих безумных пальцев в ту минуту, когда я испил из нее.
– Необычайно силен, даже для человека в твоем состоянии, – глубокомысленно заметил он. – Пожалуй, даже Хассим не сумел бы составить тебе ровню. Ты уже готов получить указания?
Я молча кивнул. Адский эликсир уже струился по моим венам, вновь давая силы, что успели меня покинуть. Я задумался, как долго человек способен прожить так, как жил я, постоянно выгорая и затем искусственно возобновляясь.
– Тебе дадут маскировку, и ты отправишься в усадьбу Френтона. Никто не подозревает, что против сэра Холдреда что-то замышляется, поэтому проникнуть в его владения и затем в его дом тебе будет сравнительно легко. Маскировку – а она у тебя будет уникального рода – ты не должен надевать, пока не окажешься на территории усадьбы. Затем проберешься в комнату сэра Холдреда и убьешь его, сломав шею голыми руками – это особенно важно… – Голос продолжал бубнить, отдавая леденящие кровь указания – пугающе спокойным и уверенным тоном. От этого по моему лбу стекал холодный пот. – Когда будешь покидать усадьбу, позаботься о том, чтобы оставить на каком-нибудь видном месте отпечаток пальца. Где-то неподалеку будет ждать автомобиль – он привезет тебя сюда, и тогда ты первым же делом снимешь маскировку. В случае дальнейших осложнений в моем распоряжении найдется множество людей, которые будут готовы поклясться, что ты провел
