Рейнольдсу позвонил я сам – подделать ваш голос было нетрудно, ведь я когда-то изображал пародии в водевилях. И пока Гуджа расправлялся с Рейнольдсом, я ужинал в хорошо известном вечернем клубе у всех на виду.
Сегодня я пришел сюда, чтобы вывезти его из страны. Но жажда крови, должно быть, его погубила. Когда он второй раз увидел свет в доме, это, по-видимому, вызвало у него в голове цепочку ассоциаций, и он снова ворвался туда, чтобы убить всех, кто ему попадется. Я видел лишь самый конец всего происшествия – как он брел прочь от хижины и как вы потом последовали за ним.
Вот я все вам и выложил. Никто, кроме вас, не знает, что я связан с этим делом. Будете хранить молчание и возьмете часть золота экои?
Свет потух. Во внезапно наступившей темноте Брилл, излив свои едва сдерживаемые чувства, наконец закричал:
– Нет, черт возьми! Вы – пес-убийца!
И с этими словами отскочил в сторону. Пистолет щелкнул, тьму озарила оранжевая вспышка, и пуля пролетела возле уха Брилла, а сам он в это же мгновение метнул тяжелый нож наугад. Ученый услышал, как тот прошелестел в кустах, не достигнув цели. И он остановился, понимая, что провалил свою отчаянную авантюру.
Но даже когда он постарался собраться, чтобы встретить пулю, черноту внезапно разрезал луч света – и в нем возникло перекошенное лицо Джона Холта.
– Не двигайтесь, Холт, вы у меня под прицелом.
Это оказался голос Бакли. Зарычав, Холт предпринял попытку столь же отчаянную, как и Брилл до этого. Он рванулся к источнику света, выставляя пистолет перед собой. Но не успел он этого сделать, как в руках детектива прогремел револьвер сорок пятого калибра, и силуэт Холта, высвеченный быстрой вспышкой, качнулся и рухнул, как высокое дерево, пораженное молнией.
– Он мертв? – вырвалось у ученого.
– Пуля прошла сквозь предплечье и раздробила плечо, – проворчал Бакли. – Он просто потерял сознание. Так что на виселице он еще покрасуется.
– Вы… вы слышали, что?.. – запинаясь, спросил Брилл.
– Все слышал. Я всю эту ночь пробродил вокруг озера и как раз в очередной раз обходил его вдоль берега, когда увидел свет в домике Рейнольдса, а потом ваш фонарик, когда вы шли среди деревьев. Я пробрался сквозь кусты и подоспел, как раз чтобы услышать, как вы перевели последние слова негра.
– Значит, вы все это время подозревали Холта?
Детектив криво усмехнулся.
– Мне следовало бы сказать, что да – и объявить себя суперсыщиком. Но на самом деле я все время подозревал вас. Поэтому и пришел сюда сегодня – чтобы попытаться обнаружить вашу связь с убийством. Ваше железное алиби было настолько неопровержимым, что показалось мне фальшивым. У меня возникло смутное подозрение, что мне попался гений, задумавший «идеальное преступление». Но приношу свои извинения! В последнее время я стал читать слишком много детективов!
Кладбищенские крысы
1. Голова из могилы
Сол Уилкинсон проснулся внезапно. На руках и лице у него выступили капли холодного пота. Разбудивший его сон тут же всплыл в памяти, и по телу в темноте пробежала дрожь.
Это было для него не в новинку: зловещие кошмары преследовали Сола с раннего детства. Но сейчас он чувствовал страх иного рода – тот словно сжимал его сердце ледяными пальцами. Из сна его вырвали звуки крадущихся шагов – будто кто-то пробирался на ощупь в темноте. В комнате слышались шорохи – по полу сновала крыса.
Сол пошарил дрожащими пальцами под подушкой. В доме стояла тишина, но воображение рисовало в темноте ужасные фигуры. И дело было не только в воображении. Легкое дрожание воздуха подсказывало, что дверь, которая вела в широкий коридор, была открыта. Он помнил, как сам закрывал ее перед сном. И знал, что братья не могли незаметно проникнуть в комнату.
В этом семействе, напряженном от страха и окруженном ненавистью, никто не мог войти в комнату брата без предупреждения. Особенно после того, как четыре дня тому назад старая вражда погубила старшего из них. Джон Уилкинсон был застрелен на улице небольшого провинциального городка Джоэлом Миддлтоном, который затем скрылся в заросших дубом холмах, чтобы мстить Уилкинсонам снова и снова.
Все это промелькнуло в сознании Сола, пока он вынимал из-под подушки револьвер.
Когда он соскочил с кровати, сердце ушло в пятки от скрипа пружин, и на миг он сжался, затаив дыхание и пристально вглядываясь в темноту.
Ричард спал наверху, как и Харрисон, детектив из города, которого Питер пригласил, чтобы изловить Джоэла Миддлтона. Комната Питера находилась на первом этаже, но в другом крыле. Крикни Сол о помощи, он разбудил бы всех троих, но и – если Миддлтон таился в темноте где-то неподалеку – навлек бы на себя град пуль.
Сол знал, что это был его бой, и ему предстояло самому довести его до конца – во тьме, которой он всегда так боялся и ненавидел. Все это время раздавался резвый топоток крошечных лапок, бегающих туда-сюда, туда-сюда…
Крадучись вдоль стены и проклиная стук своего сердца, Сол боролся с собственными нервами. Он прижался к стене, служившей перегородкой между комнатой и коридором.
В темноте окна казались нечеткими серыми прямоугольниками, а мебель была едва видна вдоль всех стен комнаты, кроме одной. Джоэл Миддлтон, должно быть, находился именно там, присев за старым камином, который был неразличим во тьме.
Но чего же он ждал? И отчего эти проклятые крысы носились перед камином, будто обезумев от страха и алчности? Они словно сновали по полу мясной лавки и в бешенстве пытались добраться до плоти, подвешенной за пределами их досягаемости.
Сол бесшумно двигался вдоль стены по направлению к двери. Если в комнате находился человек, он увидел бы его. Но пока Уилкинсон перемещался, словно призрак в ночной рубашке, никакого зловещего образа в темноте не возникало. Он достиг двери и беззвучно закрыл ее, содрогаясь от своей близости к беспросветной тьме зала снаружи.
Но ничего не произошло. Было слышно лишь дикое биение его сердца, громкое тиканье старых часов на каминной полке и сводящий с ума топоток невидимых крыс. От скрежета истязаемых нервов у Сола сжались
