— Я не привык лично разговаривать с людьми ниже себя. Но в этом случае сделаю исключение, — крикнул он на греческом людям на корабле.
— Это кто здесь низкий, а? — поинтересовался Магнус.
Это рассмешило араба, и щеки карлика стали красно-рыжими, как его волосы.
— Мы заняты, — крикнул Ингвар, — в чем дело? Вы привезли нам дерево?
В ответ на такую наглость богато одетый человек на верблюде рассмеялся:
— Я Абдулла ибн Азиз, наместник халифа в Александрии, а он, — наместник указал на человека рядом с ним, — Якуб, уполномоченный халифа. Если вам, варварам, понятно, что это означает.
— А, — узнал Ингвар, — это тот самый высокий уполномоченный, который собирался выиграть соревнование по бегу у норманна.
На лице высокого всадника дернулся мускул. Наместник бросил на своего спутника вопросительный взгляд и продолжил:
— Думаю, вы ничего не понимаете из того, что здесь происходит. Команда любого другого корабля бросилась бы в пыль, целовала бы песок и плакала, удостоенная такой чести, которую оказывает вам наместник своим личным визитом.
— Вот как! А мы привыкли к тому, что гость падает в пыль от благоговения перед таким чудом, как наш корабль, — крикнул в ответ Ингвар.
— Именно поэтому мы и находимся здесь, — сказал Абдулла. — С тех пор как ты унес золотой ларец из-под носа у Якуба, я все спрашивал себя, кто же способен на такое. Или же он так бесстрашен, что решил померяться силами с Якубом, — улыбнулся наместник и сделал паузу, — или же так глуп.
— Сам ты дурак, наместник, — вмешался в разговор нубиец Яа, подойдя к Ингвару. И все остальные члены команды тоже сгрудились за спиной сына Альрика. — Если ты прибыл сюда для того, чтобы потребовать этот сундучок назад, то можешь забрать его. В нем то, что поистине достойно тебя, — свиные кости.
— Не из-за ларца мы прибыли сюда, варвар, а из-за корабля, — громовым голосом ответил за наместника его спутник. — Он так необычен, что должен вызвать любопытство халифа. Властелин десяти тысяч царств может войти на нем в дельту Нила, а возможно, и спуститься по реке до самых великих пирамид.
— Ничего не получится, — просто сказал Дариос. — У нас есть дела поважнее, чем устраивать прогулки для князя сарацинов.
— Да! — горячо присоединился к нему Килиан. — Ваш халиф может наняться к нам гребцом. При условии, что достаточно силен для такой работы.
Наместник скривил губы в презрительной ухмылке и пояснил:
— Я прибыл сюда не для того, чтобы просить вас об одолжении, и не собираюсь торговаться с вами. Ваш корабль конфискован. Теперь он принадлежит мне.
Свеча Альрика догорела до величины детского носика. К рукам приклеилось растопленное сало и покрыло его мозоли. Этот слой на руках на ощупь был гладким, как кожа куртизанки.
Кахина по-прежнему шла впереди быстрым шагом. Ее свеча тоже догорала. Альрик не на шутку забеспокоился, хватит ли свечи на обратный путь. И тут Кахина остановилась на развилке. Ее лица не было видно из-под капюшона, потому что она отвела руку в сторону, указывая сальной свечой на какой-то проход.
— Там покоятся самые древние мертвецы этого города. В большинстве своем это князья, богатые мужчины и женщины, которые могли себе позволить быть похороненными здесь. Многие из них, как я слышала, превратились в мумии в своих могилах. Так говорят. Никто из тех, кого я знаю, никогда не решался заходить так далеко. Видишь это? — Она провела рукой по стене, и Альрик с трудом различил какие-то надписи.
— Что там? — спросил он.
— Предупреждение для заблудившихся. «Тому, кто забредет сюда, лучше сразу же повернуть назад, — стала она переводить. — За поворотом заканчивается царство живых». — Кахина пожала плечами. — По крайней мере, тут так написано.
— А впереди по нашему коридору нет мумий? — спросил Альрик.
— Ты уже видел кости. Ничего другого впереди мы не найдем. Вот разве что там. — Она снова отвела свечу вправо.
— Что ж, посмотрим, — заставил себя Альрик выйти вперед, прикрывая пламя свечи рукой, чтобы дуновение воздуха не могло погасить ее.
Только сейчас Альрик заметил, что под ногами что-то скрипит. Может быть, просто камни, но мусор был слишком податливым. «Кости крыс», — отмахнулся Альрик и пошел дальше.
— Пропусти меня вперед, — прошептала Кахина.
— Разве ты не говорила, что сама никогда не бывала здесь раньше? — в свою очередь понизил голос Альрик. — Будет лучше, если первым пойду я, на всякий случай.
Не обращая внимания на ее возражения, он продолжал наощупь двигаться вперед, в самое брюхо катакомб.
И действительно, здесь появилось что-то, чего раньше не было. Только вот Альрик не мог сформулировать, что же это.
Наконец они обнаружили первый труп. Мертвец лежал в нише намного больше тех, что попадались им по пути раньше. Альков был вырублен в камне с таким размахом, что перед ним могло разместиться немало людей.
— Говорят, в прежние времена здесь собирались целые семьи, чтобы отмечать праздники вместе со своими мертвыми родственниками, — прошептала Кахина и указала на кучу черепков на земле. — Здесь люди вместе ели, пили и даже умершему, как и живым, наполняли миску едой.
— Откуда ты все это знаешь? — удивился Альрик. — Судя по тому, как тут все выглядит, это было несколько столетий назад.
— Мы христиане, — просто ответила Кахина. — Мы сохраняем истории наших предков, рассказывая их следующим поколениям.
— А там? — спросил Альрик. — Там тоже покоится христианин?
Он со свечой в руке подошел к телу, лежащему в каменном ящике. Когда-то его закрывала крышка, однако сейчас она была сдвинута вниз и застряла между ящиком и каменной стеной. Альрик наклонился над саркофагом.
Труп был маленьким и потемневшим от времени. Тонкие худые руки мертвеца были скрещены на груди. Процессы разложения оставили темные следы на дне саркофага. Но лицо! Альрик наклонился еще ниже. Это лицо представляло собой чудовищную гримасу. Кожа была похожа на листья увядшего цветка, губы исчезли, обнажив остатки зубов. Веки закрыты и глубоко запали, глазные яблоки под ними, очевидно, усохли и превратились в горошины. Волосы, отливающие рыжеватым цветом, прилипли к обтянутому кожей черепу.
Когда борода коснулась трупа, норманн отпрянул.
— Что с ним случилось? — хрипло прошептал Альрик. — Почему он так хорошо сохранился? Он кажется не до конца испустившим дух.
— Сухость
