Если же обрывается белая нить, то одинокая половинка души печальным призраком бродит в сумерках по знакомым местам и нигде не может найти успокоения.
Очень редко бывает, что паутинки перепутываются друг с другом в сложный и непонятный узор, и тогда днем человек встречает ночные кошмары, убегает от допельгангера по кривым улочкам незнакомого города, а в сновидениях видит отзвуки грядущих событий. И нет ничего печальнее этих вещих снов, ибо они показывают будущее, не давая возможности его изменить.
Гора царапает гладкость небес. Пауки скользят вниз. Люди живут в реальности и мечтают в сказочных снах. Они приносят жертвы на алтари Великой матери Арахны и молят ее о том, чтобы ночные грезы не смешивались с явью, и две половинки их душ никогда не разлучались друг с другом. И милостивая Богиня, в улыбке шевеля гигантскими жвалами, поглаживая лапками нити судеб Богов, веками выслушивает просьбы маленьких жалких двуногих существ.
Черный кочегар (скриптор Дмитрий Колодан)
Черный Кочегар живет глубоко под землей, в подвале под домом Матушки Ночи. В месте, которое зовется Котельная, хотя там нет и никогда не было никаких котлов.
Зато там есть огромная печь из неотесанных камней, и с открытой топкой, в которой не гаснет огонь. Черный Кочегар очень старается, чтобы этого не случилось. Он сидит напротив печи и, когда приходит срок, огромными горстями бросает в топку уголь.
Уголь лежит в коробе у дальней стены, рядом с темным провалом, уходящим еще глубже под землю. В Котельную его приносят маленькие безволосые существа, с кожей дряблой и белой, как рыбье брюхо, и длинными голыми хвостами. Черный Кочегар зовет их подземниками. Уголь — это дань, которую они платят Матушке Ночи.
Подземники приходят с плетеными корзинами, груженными кусками антрацита — черного, как глаза Матушки Ночи. И как можно скорее они спешат вернуться обратно в свои туннели. Они боятся Черного Кочегара, хотя он не понимает, почему. Он бы очень хотел с ними подружиться. Хотел, чтобы они рассказали ему свои подземные сказки, а он бы рассказал им свои… Но подземники не разговаривают, а лишь пищат, как мыши.
На самом деле, Черный Кочегар вовсе не черный. Его грузное тело покрывает густая рыжая шерсть. Это от угольной пыли и копоти она поменяла свой цвет, хотя закрученные рога остаются белыми, как мел. Ростом он велик, и если бы не горбился, задевал бы рогами потолок. Широкая пасть не закрывается из-за торчащих клыков, дыхание подобно вою ветра в широкой печной трубе. Одной рукой он может превратить самый крепкий камень в песок.
Черного Кочегара зовут Уф. Правда, это не имя — такой звук издает уголь, когда его бросают в топку. А настоящее имя длинное и сложное, и как Черный Кочегар ни старается, запомнить его не получается. Только Матушка Ночи его знает.
Он живет один. Редко кто спускается в Котельную из дома, хотя жильцов наверху хватает. Иногда его навещает хозяйка. Она расчесывает длинную шерсть деревянным гребнем и называет его «Милое Дитя». Но куда чаще Уф сидит один перед огненным жерлом печи. Языки пламени отражаются в круглых глазах и сверкают на кончиках белоснежных рогов. Уф не может уйти из этого места. Он должен следить за топкой. Нельзя допустить, чтобы огонь погас. Иначе случится что-то страшное. Уф не знает, что именно, но что-то обязательно случится. Так говорит Матушка Ночи.
Когда ему становится грустно, Черный Кочегар играет с углем — берет два камня и стучит друг о друга, пока один не расколется. Угадал, какой именно — значит, выиграл. Стук-стук-стук… Это не обычные камни. Если долго всматриваться в блестящие черные грани, можно разглядеть существ, которых Уф никогда не видел, и места, в которых никогда не бывал. Но как бы он хотел там оказаться! Матушка Ночи говорит, что это забытые сны.
Печь дрожит и урчит, как голодный хищный зверь при виде куска мяса. Угли трещат в раскаленной топке, намекая, что пора бы ее покормить. И тогда Черный Кочегар устало поднимается и принимается за работу.
Дожди по вечерам (скриптор Виталий Придатко)
«А еще тут неплохо кормят, Ларка говорила, будто одной гречкой, не соленой, никакой, да еще с сором, врала же, как есть, врала.
Утром вообще хорошо: отбивные с кровью, с чесночком, с маслицем, хлеб свежий, аж дышит паром и особенным густым вкусным духом. Вскакиваешь, умоешься, на одной пятке крутишься по бараку, а из груди песня рвется, ровно птица! Жизнь хоро…»
Мутнеет перед глазами строчка, приходится отложить ручку и ковылять в угол, придерживая покрученным артритом запястьем разваливающуюся поясницу. Снова безвкусный, с горечью, отвар, снова заходятся от ломоты поредевшие зубы, снова надо выплывать, выныривать, вырываться из маятной дурной слабости. Потом проходит постепенно, и уже можно не спеша отыскать страшные уродливые очки, без которых так и не закончишь письма.
Еще одного письма, будто их мало в ящике, пылящемся в углу.
Каждого первого числа берешь этот запас дурацкой старушечьей болтовни, тащишь его к соседу или соседке, меняешься, и получаешь бесплатный запас растопки. На взаимной основе. Главное — успеть вовремя, после десяти уже начнешь любопытствовать, а что там написал сосед, потратишь время зря. Если же затеять нести письма после часу, так уже и жалость накатит, ностальгия какая-то, будешь сидеть, выбирать, которые бы и сохранить неплохо. Покажется, что переживания выжившего из ума старичья могут быть ценны чем-то, помимо бумаги, на которой они написаны. А если бумагу не сжечь, то неоткуда будет взяться новой, а без новой бумаги…
Без бумаги вечера становятся намного, намного хуже.
Галка старается держаться традиций даже теперь, хотя Индрик и подрос, так что требует присмотра да пригляда вдесятеро от того дня, когда впервые вкатился червячком из дымохода.
Окраса Индрик красивого — цвета пепла и дыма, переливающихся затаенным жаром. Так сказал Рогволд, когда нагрянул как-то в полдень потешить било. В Доме этим занимались третьего, седьмого и двадцать первого каждого месяца; хотя, конечно, были и те, кому давай каждый день — будто и работу бог из мира вычеркнул, скажите на милость! Рогволд, слава богу, не из таких… слава богу.
Галка задумалась, как будет продолжать письмо, а Индрик уже лез на колени, теплый, нежный, вкрадчивый. С недавних пор он норовил сунуть востренькую
