По всему стратегиуму мутанты и люди из экипажа продолжали пятиться в ужасе при виде аватары, корчась и крича. Цах'к стоял вместе с группой бойцов мостика. Они целились из старинных лазерных ружей в призрака на моем троне. Я видел, что у него из ушей течет кровь. Он сплевывал на пол кровавую слизь, запятнавшую звериное рыло, однако его винтовка ни разу не дрогнула.
Когда я посмотрел на аватару посредством чувств Цах'ка, стало ясно, откуда взялись его раны. Он видел нематериальную ауру света, которая колыхалась, словно отражение солнца в поверхности океана. Вместо голоса Солнечного Жреца он слышал вопли жертвенных псайкеров, скармливаемых духовной машине Императора.
«Я разберусь с этим существом, — отправил я импульс надсмотрщику. — Оставайтесь на месте».
— Ты причиняешь вред моему экипажу, — обратился я к Солнечному Жрецу. — Эти смертные не в силах понять твоих слов, а твоя сила ранит их.
— Я явился как Глас, не как Военачальник. Я не намерен причинять вред.
У него не было оружия, и я не ощущал в его разуме никакой ненависти. Он не питал к нам ничего, кроме бесстрастного интереса. Для него мы были диковинками, всего лишь малыми проблесками жизненной силы. Золотая маска повернулась, неторопливо описав дугу, и оглядела каждого из нас, а затем голос зазвучал снова:
— Что привело вас к свету Императора здесь, на берегах Ада?
— Пророчество, — произнес Леор.
— Верность, — поправил я его.
Царственный огладил пальцами подлокотники моего трона, обратив к нам свое страдальческое металлическое лицо. Голос существа стал мягким и почтительным.
— Мой долг просить вас повернуть назад, и потому я прошу об этом еще раз.
Мы переглянулись. Мы, воины нескольких соперничающих легионов, не понимали слов духа.
— Почему? — спросил Телемахон.
Безмятежная маска его лица была полной противоположностью агонии Солнечного Жреца.
— Чем мы опасны тебе?
— Вы не опасны мне, ибо я лишь связующая партия Песни. Вы опасны Певцу.
— А если мы не повернем назад? — поинтересовался Леор.
— Тогда в следующем стихе Песни будут не мудрость и милосердие, но огонь и ярость. Они придут — не сейчас и не вскоре, однако в свое время и в великой мощи. Тот жребий, которому вы служите, не должен быть претворен в жизнь.
Я почувствовал острый интерес Ашур-Кая. Его любопытство настолько переплеталось с восторгом, что было почти лихорадочным.
«Хайон, он знает будущее. Это создание — сосуд подлинного провидения. Его необходимо связать!»
«Нельзя связать осколок силы Императора».
«Мы должны попытаться!»
До того момента меня никогда не беспокоило угасание сил моего бывшего наставника. Он всегда жаждал заполучить любой обрывок провидческих озарений, однако я впервые засомневался в его собственных способностях видеть сквозь дымку возможных будущих. Он не смог предупредить меня о засаде в сердце шторма, но я не обратил на этот промах особого внимания. Прорицание — ненадежное искусство, и даже те, кто утверждает, будто видит будущее, не могут однозначно предсказать путь, ведущий к нему. Но теперь, после этой внезапной демонстрации отчаяния, та неудача начала вызывать у меня сомнение.
За последние годы собственные видения Ашур-Кая становились все более редкими и беспорядочными. Слабел ли он со временем, проведенным в Империи Ока? Могло ли быть так, что он искал опору для своих угасающих сил?
Мы потихоньку приближались. Похолодевшие от заявлений Солнечного Жреца руки нащупывали оружие в кобуре. Телемахон держался слева от меня, Леор — справа, а Гира кралась, припав к палубе и прижав уши к песьему черепу. Восседающий на троне призрак пребывал в рассеянности — его заворожило нечто невидимое и неслышимое для всех нас.
— На каждого из вас есть стих и припев в Песне, исполняемой Хором Императора. Предупреждения о возвышении, о пробуждении, об убийстве и огне меж звезд. Такими вы намерены стать? Орудиями разрушения? Проклятием Человечества?
— Человечество уже забыло, кто мы такие, — сказал Телемахон. — Мы изгнанники. Просто сказки, которыми пугают детей, чтобы те слушались.
— Я прошу вас повернуть назад, — повторил Солнечный Жрец.
Его золотое лицо покрывали смазанные пятна — отражения красных осветительных сфер мостика.
— Этого не будет, — ответил я.
«Братья, к оружию».
Телемахон не стал обнажать мечи, а вскинул свой болтер. Он прицелился, с хрустом ударив оружием о наплечник. Цепной топор Леора коротко взвизгнул. В моей руке был привычный вес Саэрна.
«Прекратите эту агрессию! — пришел импульс от Ашур-Кая. — Это существо — провидец. Мы должны связать его. Должны поучиться у него».
Очередное требование внимать еще не начертанному будущему, вместо того чтобы принимать собственные решения, вызвало у меня лишь раздражение. Ашур-Кай. Саргон. А теперь и этот выходец с того света.
«Ашур-Кай, это мой корабль. Я не прислушиваюсь к капризам призраков».
«Нет? — В его разочаровании почти промелькнули просительные нотки. — Исключительно к капризам чужих и демонов?»
Больше всего мне запомнились глаза Солнечного Жреца. Взгляд, который должен был быть безжизненно-металлическим, ярко выражал выполненную в холодном золоте эмоцию. Он боялся. Боялся нас. И впрямь — он явился в этом безобидном обличье лишь для того, чтобы повстречаться с убийцами. Это не было воплощением мощи Императора. Всего лишь отчаянный последний вздох умирающего. Чтобы говорить от имени Императора, психическое месиво варпа породило жестокого и трусливого посланца.
— Ты бы уничтожил нас, если бы мог, — с вызовом сказал я ему, — но мы миновали Огненный Вал. Ты можешь только швырять на корпус горящих Нерожденных, а когда это не срабатывает — прибегать к мольбам. А теперь взываешь к нашей морали? Призрак, ты проповедуешь нравственность не тем слушателям. С чего нам поворачивать назад? Что ждет нас тут? Чему ты пытаешься помешать?
Одеяние медленно колыхнулось, и дух поднялся с моего командного трона. Мы с Телемахоном крепче сжали оружие, стоя в полной боевой готовности. Пистолет Леора дернулся и раскатисто загрохотал на расстоянии чуть более полуметра от моего правого уха. Болт попал восставшему мертвецу в грудь, разметав по трону грязные обрывки ткани и внутренности.
«Нет! — раздался с наблюдательного балкона у нас над головами безмолвный крик Ашур-Кая. — Кровожадный негодяй!»
— А ну-ка сядь на место! — ощерился Леор на призрака.
Несмотря на пробитую в груди дыру, Солнечный Жрец не упал. Его тонкие пальцы заметно задрожали. Под кожей на руках потемнели вены. Металл лица начал тускнеть и ржаветь, старея у нас на глазах.
— Вы — погибель империй, — сказал нам дух, распадаясь на месте. — Вы станете концом Империума. Этого ли вы желали для себя, когда детьми впервые взглянули на ночное небо своих родных миров?
Он указующе простер руку, из-под чернеющих ногтей которой сочилась зловонная жидкость. Девственно-белое одеяние замарали кровь и экскременты. Выступающие пятна медленно расползались. Золотое лицо