— Конец Империума… — задумчиво произнес Телемахон.
Леор фыркнул:
— На мой вкус, малость театрально, но звучит приятно.
Солнечный Жрец упал на четвереньки, покорившись разрушающему его гниению. Внутри предплечья с сухим резким треском переломилась кость, и он рухнул на палубу кучей тряпья. Вокруг нас клубился смрад разложения. Телемахон подошел к умирающему и поставил сапог ему на спину.
— Маленький призрак, я сам хозяин своей судьбы и не люблю пророчеств.
Возможно, в этом я был впервые согласен с ним. Он пнул разлагающегося жреца в бок, принудив привидение перекатиться на спину. Я ощущал, насколько слаба его злость — эмоция присутствовала, но ей не хватало пыла. Еще недавно он бы наслаждался насилием, чувствуя возбуждение от власти над другим существом, — однако это удовольствие было одним из множества, которых я его лишил. Теперь Телемахон мало что чувствовал, если только я не позволял ему этого. Не существовало лучшего способа держать его в узде, чем контролировать ощущения, ради которых он жил.
Ашур-Кай наконец-то добрался до нас и упал на колени рядом с угасающим призраком. Его красные глаза все еще слезились от света Астрономикона, заливавшего мостик, пока мы не закрыли оккулус.
— Ты плачешь, альбинос? — рассмеялся Леор.
— Глупцы, — прошептал Белый Провидец. — Уничтожить столь полезное создание… Воплощение самого Императора… Глупцы, все вы.
Солнечный Жрец не мог говорить. Из распахнутого металлического рта белой дымкой сочился туман. Одна из трещин на щеке разошлась, половина маски отвалилась, и показалось прятавшееся под ней, лишенное кожи лицо. Существо попыталось снова подняться на трясущихся, тонких, как палки, ногах. Сапог Телемахона опрокинул его обратно на пол. Ашур-Кай выглядел опустошенным. Во взгляде, которым он наградил Леора, была такая боль, что мне показалось, будто он сей же час готов вырвать душу Пожирателя Миров из тела.
— Глупцы, — повторил он тише, но более яростно.
Солнечный Жрец повалился, распадаясь, как сыплющийся между разведенных пальцев песок. На его месте остались лишь мокрое одеяние и покров пепла на палубе. Ближайшие мутанты закашлялись, вдохнув прах мертвого призрака.
Никто из нас ничего не сказал. Было ли это предупреждение слабого? Пророчество духа? Или же просто очередное проявление воплощенного безумия в волнах Ока?
На мои невысказанные мысли отозвалась Гира. Пока мы глядели на останки духа, она подошла ближе ко мне.
«С каждым днем пламя твоей души пылает все ярче, господин. Нерожденным известно твое имя, и с каждым твоим вдохом его узнают все новые. Что-то происходит. Грядут перемены. Этот… жрец… бежал от нас, но он придет вновь. Я знаю это. Я обещаю».
«Я верю тебе, Гира».
Я оглянулся на Ашур-Кая:
— Брат?
Он сидел на корточках, перебирая рукой пепел у наших сапог.
— Астрономикон слаб здесь, Хайон. Даже самое проецирование его образа должно было потребовать колоссальных усилий. А вы по злобе заставили его умолкнуть одним-единственным выстрелом, сделанным из невежества.
— Он донес свое предупреждение, — ответил я.
Мне казалось, что будет мелко принимать чью-либо сторону. Я не отдавал Леору приказа стрелять, однако и не оказывал погибшему существу такого почтения, как Белый Провидец. Оба брата испытывали мое терпение — Леор непредсказуемой агрессивностью, а Ашур-Кай своей упрямой тягой к мученичеству.
Он просеивал пепел, и воинственное настроение покидало его.
— Этот прах станет неоценимым реагентом для моих ритуалов. С твоего позволения, я его соберу.
Я поглядел на своего бывшего наставника, стоящего на коленях среди бесценного праха мертвой аватары. Я чувствовал, что он злится на меня, поскольку я был причастен к уничтожению духа, потенциально наделенного пророческим даром. Хуже того, я чувствовал его скорбь.
— Его останки твои, — сказал я ему. — Используй их с толком.
Он не ответил.
— А если ты можешь выяснить, зачем он предстал перед нами…
Ашур-Кай вздохнул:
— Если бы ты его не убил, мы, возможно, уже знали бы ответ.
— Ашур-Кай, я его не убивал.
— Сехандур, ты же когда-то был капитаном. Ты знаешь первое правило предводителя. Если ставишь себе в заслугу, что дела идут как следует, будь готов принять и ответственность, когда они пойдут не так.
Стоило пророку завершить свою нотацию, как его белое лицо застыло. Я подумал, что его, должно быть, смутило что-то в выражении моего лица или ауре. Лишь оглянувшись, я осознал причину его беспокойства. Телемахон и Леор по-прежнему стояли рядом. Их оружие оставалось обнаженным, и они вместе со мной глядели сверху вниз на Белого Провидца.
Насколько же изменился корабль за столь малое время. Теперь на нем были не только мы с Ашур-Каем, надзирающие за трудами рабов, слуг, жрецов-оружейников и безмозглых рубрикаторов. К нам присоединились и другие — другие, обладающие собственными чувствами, идеями и замыслами. Собственными планами, приводящими к конфликтам. Равновесие уже пошатнулось, поскольку все мы вели за собой людей. Ашур-Кай посмотрел на нас, воинов и командиров из трех легионов, и кивнул, приняв какое-то невысказанное вслух решение.
«Да будет так», — беззвучно произнес он.
В этот миг наши — мой и моего бывшего наставника — взгляды встретились, и он сделал то, чего никогда не делал прежде. Не произнеся более ни слова, Ашур-Кай мягко разорвал связь между нами, отказываясь от соприкосновения разумов.
Мы шли мимо миров, где жизнь выгорела начисто, вплоть до молекулярного уровня, уничтоженная при первом открытии Ока Ужаса. Мимо миров с океанами кипящего жидкого золота или облаками невозможного огненного пара. Миров, где цивилизации слепых существ чувствовали приближение нашего корабля и верещали миллионами слабых психических голосов. Миров, где призраки мертвых эльдаров вели вечную войну с теми немногочисленными демонами, что возникают на Лучезарных Мирах, а также с духами в обличье смертных и космодесантников, извращенных варпом почти до полной неузнаваемости. Каждая из планет была выжжена добела воплощенным сиянием Астрономикона и страдала от гнетущего прикосновения Великого Ока.
Меня преследовало воспоминание о Солнечном Жреце. В часы безделья я ловил себя на том, что думаю над словами призрака и размышляю о его намерениях. Даже здесь, на границе Лучезарных Миров, за клубящимися пределами Огненного Вала, свет Астрономикона далеко не ослаб. И вправду ли это было пророческим видением? Говорил ли фантом от имени Императора и самого Астрономикона, или же это был лишь очередной из призрачных всплесков психического поля, которые образуются и распадаются в хаосе Ока без всяких существенных последствий?
Мало кто из остальных разделял мои опасения.
— Заткнись, — сказал Леор, когда я задал ему вопрос на мостике. — Что с тобой? Беспокоишься о тысяче вещей, которые никак не можешь контролировать. Кому какое дело, что это было? Теперь оно мертво.
Шел третий день после нашего выхода из паутины. Мы глядели через оккулус на окутанную золотистой дымкой пустоту впереди.
— Для тебя жизнь так проста. Что если можешь убить, то убиваешь. А все опасности, которые не можешь преодолеть, просто игнорируешь или бежишь от них.
— В моем легионе это называется
