Ливень оставляет после себя беспорядок и сломанные деревья. Поэтому каждый новый день начинается с уборки лагеря и чистки тропинок. Растительность напирает, окружая со всех сторон — то, что прорубил вчера, снова заросло, превратившись в непроходимую паутину.
Война с мышами отодвинулась на второй план. Долгое время те не давали покоя. Ловушки не помогали. А когда я подвешивал еду под потолок, грызуны жестоко мстили, обгладывая вещи и лямки рюкзака. Ушастые дикари! Так я и не нашел способа с ними совладать и смирился. Все равно запасы риса и сои истощились.
Зато появилось множество фруктов. Июньский дождь украсил ветви деревьев яркими гирляндами. Поспели манго и папайя, набухли фиолетовые шарики инжира. Тут и там повисли исполинские фугасы джекфрута. Глубже в зарослях, то и дело, натыкаешься на остролистый ананас, напоминающий дикобраза.
А авокадо, ох, зеленые и увесистые ядра — каждое с килограмм! Сорванные ветром плоды я складываю в хижине, им еще дозревать. Если же не собрать, оставить на земле, за ночь уже все — обглоданы до косточки сворой одичалых собак, что с высунутыми языками носятся по джунглям.
Неподалеку с хижиной раскинулись пышные деревья личи. Их ветки усыпаны пупырчатыми шариками размером с пинг-понг. Красная кожица легко вскрывается, и освежающая мякоть скользит виноградным ароматом по языку. И этих сладких шариков — как звезд. Так много, что ни в какой рюкзак не поместится.
Не успев отойти от дерева личи, замечаю шевеление в траве.
Замираю.
Гуляющий зигзагами ветер причесал узкие травинки и затих. Топаю ногой — из зеленой гущи с кваканьем выпрыгивает жирное тело.
Чертовы лягушки, никак не привыкнуть. Раньше их тут не было. Не сказать, что я их боюсь. Некоторые меня даже забавляют, особенно те, что с присосками и карабкаются по стволам. Но вот эти, которые прячутся в траве и целуются с тенями… Мерзкие твари — привлекают змей; подглядывают, трясут траву, заставляют всякий раз оборачиваться.
Если отбросить лягушек, все в лагере на своих местах. Сложно сказать сколько времени прошло, но достаточно, чтобы джунгли стали родным домом. В этой сказочной реальности времени нет, как и беспокойства. Некуда торопиться, гнаться, сломя голову. Счастье — здесь и сейчас, в полной доступности.
Джунгли живые, и когда начинаешь их чувствовать, все вокруг пропитывается волшебством: дышит, ласково шепчет на ухо, прикасается к коже. Нет больше нужды прятаться и прикрываться. Мы как двое подростков, завороженных собственной наготой!
Лучи солнца, падая по диагонали, расчертили темноту зарослей яркими полосами. Гладкие копья бамбука взлетают высоко в небо. В воздухе блестят пылинки. Медленно покачиваясь, беспорядочный и косо насаженный бамбук издает то стоны, то суховатый скрип — как от натяжения канатов.
Сталь методично разъедает бамбуковую плоть. Мачете вгрызается в ствол, все настырнее. Каждый удар сопровождается стуком, глухим и звонким. Несмотря на внутреннюю пустоту, бамбук — непримиримый соперник.
Взмах, новый взмах, на выдохе ударяю. Айяя! Гроздями наливаются капельки пота. Взмах. Удар. Ищщь! К липкой коже слетаются настырные пчелы. Вязнут слабыми кривыми ножками, пытаются взлететь, а никак. Жалят. Стряхиваю жужжащих инвалидов.
Что касается друзей, у меня их в джунглях достаточно. Возьмем, к примеру, того же Штурмовика. Мы видимся практически каждый день. Бывает, его не разглядеть, но слышно по резкому инопланетному стрекоту. Он кружит по округе миниатюрным вертолетом. Иногда среди опавшей листвы я натыкаюсь на мертвого Штурмовика. Лежит на спине, подогнув шесть корявых лапок. Вот дурачина! Опять не рассчитал скорость и разбился о ствол. Погребаю несуразное жирное тело. И следующим днем, как ни в чем не бывало, натыкаюсь снова на живого.
Сначала разум возражал: мол, это не тот же самый Штурмовик, а очередной представитель своего рода. Но теперь я не столь категоричен, ведь здешний мир полон загадочных явлений. Сознание рисует сцены и само участвует в магическом театре. Поэтому мертвый Штурмовик иль живой — это не более, чем играемые роли. Сам же актер постоянен. Настораживает только, что в последние дни похороны Штурмовика участились.
Слышится победный треск — ломаются кости динозавра. Бамбуковый ствол падает и, не достигнув земли, виснет в переплетении плотно насаженных сородичей. Из полости ствола врассыпную хлынули муравьи. Бесчисленные черные точки пришли в хаотичное движение.
Если задаться вопросом, кто в джунглях хозяин, то это муравьи. Их воспринимаешь не столько количеством, сколько давящей многотонной массой. Даже эти мелкие — уверяю, грозная сила. Сам видел, как их бесчисленные орды разрушают колонии жуков. Попадаются разные муравьи: и крупные, и круглые, и с удлиненной задницей — кусаются больнее пчел.
А однажды, не помню каким бесом, занесло меня на территорию рыжих. Страшно вспомнить! Изверги не медля ринулись в атаку. Окружили со всех сторон, нападая как обезумевшие псы. И, готов поклясться, это не было бездумным навалом — их маневрами руководил некий интеллект. Ух, давно так не бегал — расшиб костяшки и пятки ободрал в кровь.
С тех пор обхожу коричневых бестий за версту.
Двигаюсь вдоль упавшего бамбука, отсекая редкие сучки. Отлетают узкие листики. Стучу по стволу, вытряхивая остатки муравьев. Отлично! Мне таких стволов нужно еще два, чтобы укрепить хижину. Тащу добычу в лагерь.
В глазах странным образом темнеет, несмотря на самый разгар дня.
Ускоряю шаг.
В тело бьет озноб. Хватает за плечи и трясет как копилку. Пот разъедает глаза. Руки обмякшие. Бросаю бамбук. Быстрее, в лагерь!
Если не добраться до хижины, то пиши пропало — падай лицом вниз и подбери под бока ладони. Не имеет значения, умер ты или просто в отключке. За ночь неизвестно какая тварь может тебя обнаружить.
Опускается свинцовый туман. Тяжестью давит на спину, скручивая позвоночник. Шаг, еще мучительный шаг. Ноги немеют, словно скованы цепью. Ну же, ты справишься!
А если не доберешься, помни — лицом вниз. Те же собаки не брезгают падалью и сбегаются быстрее птиц. Взрослое тело джунгли переварят за два-три дня, а что останется, какие ошметки, разнесут муравьи. Если лежишь на спине, лицом вверх, то зверью проще и быстрее тебя обглодать.
Может, оно и к лучшему, когда быстрее. Чтобы не гнить на солнце червивым фаршем. Хотя мертвому, какая уж разница.
Но что, если просто обездвижен и с остатками сознания? Каково будет прожить тот момент, когда над твоим лицом склонится вонючая пасть с капающими слюнями. И примется обгладывать губы, затем нос на десерт. А ты ведь еще в сознании. Молишься, чтоб скорее уже эта гадина напала на горло и выгрызла адамово яблоко, как они это делают по ночам с авокадо. Жаждешь захлебнуться собственной кровью и обрести долгожданный покой.
Да брось ты, выкарабкаешься! Что ж тебя так подкосило, неужели укусил паук? Может, ядовитое растение или пчелы? Добраться б до хижины.
Песья морда, скорее всего, глаза не выест, но их первым делом выклюют птицы, если доберутся раньше собак. Так что лучше четвероногие друзья. И лишь бы не забыли про кадык. Тогда уже пусть резвятся в свое удовольствие: рвут живот, выдергивают кишки, пробираясь к самому лакомому. Рычат, дерутся меж собой, перетягивая скользкий канат с венами, покуда не вспомнят о печени или легких; и бросят кровавую кишку висеть запутанную в ветках чайного куста.
Помни, кисти рук под
