— Да, да, — подхватил Ганс, — теперь мы видели их и знаем это; но нам нужно, очень нужно возвратиться туда.
— Да, да, — с задумчивым видом согласился юноша, — там ваши жилища, ваши семьи… Но я не знаю, как это сделать…
Он в недоумении развел руками и затем снова предложил всем немедленно же отправиться к его отцу, который, может быть, поможет им своим советом.
Во всей манере и во всех речах этого неожиданного друга наших героев было столько искренности, доброжелательства и простоты, что они не колеблясь приняли его предложение и вместе с тем как-то молчаливо уступили ему руководительство дальнейшими их действиями.
Бруно и Ганс были чистосердечно расположены к нему; Иоганн был преисполнен благодарности, чувствуя неприкосновенность своей особы; но дядя Карл просто завладел молодым человеком, казавшимся ему чем-то вроде осколка доисторической посудины, по которому он, профессор археологии, имел случай с такою полнотой изучать сокрытые тайны минувшей жизни. И дядя Карл с беззаветным увлечением предался этому изучению. Когда все общество двинулось наконец в путь, то Курц вместе с этим странным человеческим существом шел впереди, ревниво не допуская к нему никого из своих спутников. Он столь сильно увлекся своими исследованиями, что, казалось, совершенно позабыл весь ужас того положения, в которое ставила наших друзей невозможность перебраться обратно через реку. Случай давал ему возможность заглянуть в таинственную глубину ушедших в прошлое тысячелетий, и он с таким рвением отдался этой возможности, что Иоганну пришлось окликнуть его по крайней мере три раза, прежде чем он обратил наконец на него свое внимание.
— Господин профессор, а, господин профессор, — взывал к своему патрону Иоганн, шедший немного позади остальных.
— Чего ты желаешь, человек? — ответил профессор на туземном наречии, с которым, по-видимому, успел уже совершенно освоиться и даже приобрести совершенно правильный оборот речи.
— Узнайте-ка вы от вашего ископаемого друга, — с раздражением сказал значительно притомившийся уже Иоганн, — сколько же часов ходьбы до чертогов его папаши!
Курц на ходу обернулся к Иоганну и, на этот раз хотя и строго, но уже по-немецки отвечал:
— Любезный друг, в наши времена люди, конечно, не умеют делить день на часы; советую вам больше приспособляться к обстоятельствам, — берите пример с меня. Вы видите, что перед вами нет более профессора Курца…
Увы! с этими словами высокая фигура дяди Карла действительно скрылась от взоров его друзей, так как, запутавшись в предательской лиане, он стремглав полетел в густую папоротниковую заросль, из которой ему с большой поспешностью и даже с заботой помог подняться его «ископаемый друг». Он даже с удивлением оглянулся на остальных спутников, среди которых послышался сдержанный смех по адресу ученого мужа.
— Эге, — сказал Бруно, заметивший это удивление, — посмотрите-ка, господа, здесь, кажется, не принято смеяться в подобных случаях. Вот видите, дорогой Иоганн, у этих людей, если только к ним поприсмотреться, найдутся, пожалуй, и другие достоинства, кроме вегетарианства.
— Ах, Бруно, все это очень может быть, — отвечал Иоганн, путавшийся короткими ногами в листьях своей растительной юбки, — но что касается до вегетарианства, то я скажу, что оно, — как и все, хорошо в меру. Плоды сегодня, плоды завтра… это, при всем моем знании дела, не дает возможности уйти дальше компота, а ведь это, согласитесь, только конец хорошего обеда.
Мысль эта, по-видимому, лишила его значительной части бывшей у него в запасе энергии, так как он мало-помалу отстал и одиноко плелся сзади, чем и воспользовались оба брата, чтобы серьезно обсудить свое положение.
— Послушай, Бруно, я решительно нахожу наше положение очень опасным, хотя и не хочу говорить об этом ни Иоганну, ни дяде. По-моему, добраться до нашей пещеры вовсе не так просто, как это может показаться с первого взгляда. Те четыре-пять миль, которые отделяют нас от нее, при обыкновенных условиях представляют, конечно, не более как прогулку, но в те времена, которые нам приходится переживать теперь, — это целое путешествие, преисполненное тысячами опасностей, грозящими путнику на каждом шагу.
— Да, да ты, конечно, прав, — отвечал Бруно, — уж одна река требует чуть ни подвига, чтобы переплыть ее ширину в каких-нибудь сотню-полторы метров; а уж о лесах и говорить нечего. Я положительно считаю необыкновенным благополучием то обстоятельство, что до сих пор мы избежали всевозможных опасностей, а встречу с этим приветливым юношей считаю положительным счастьем.
— Если только отец его окажется таким же любезным, как и сын, — заметил Ганс, — то, может быть, при их помощи нам и удастся как-нибудь выбраться из беды, в которую мы попали благодаря нашему легкомыслию. До знакомства с семейством нашего проводника нам, пожалуй, трудно остановиться на каком-нибудь определенном плане.
— Видишь ли, Ганс, в добросердечности этого племени я не сомневаюсь ни минуты, но, к сожалению, они, кажется, стоят на такой низкой ступени развития, что вряд ли могут быть нам в чем-нибудь полезными…
— Ну нет, я с тобой не согласен, они могут помочь нам и орудиями, и огнем, и знанием местности; не забывай, что в настоящем нашем положении…
— Да, да, — подхватил Бруно мысль брата, — мы не более, как жалкие и беспомощные создания…
Беседуя таким образом, братья заметили, что путь их, шедший до сих пор в гору, теперь, наоборот, начал спускаться по очень пологому склону, все еще покрытому мощным девственным лесом; но, пройдя еще сотни три-четыре шагов, путешественники наши как-то сразу очутились на его опушке, и глазам их представилась широкая долина небольшой речки, поросшая с одного берега тем самым лесом, по которому они все время шли, тогда как другой берег представлял песчаную равнину, только местами покрытую кустарником и усеянную отдельными группами деревьев.
На той стороне речки, недалеко от ее берега, росло могучее ветвистое дерево, бросавшее широкую тень, которая резким темным пятном ложилась на белый песок, сверкавший под лучами уже высоко поднявшегося солнца.
В тени этого гиганта, словно отошедшего в сторону от своих сотоварищей, расположилась группа, состоявшая из нескольких человеческих фигур.
Подойдя к краю довольно обрывистого берега, проводник наших путников остановился на минуту и, протянув руку по направлению к дереву, сказал:
— Вот наше жилище.
Вслед за тем, сложив как-то особенно губы, он издал странный протяжный крик, который, вероятно, был подражанием крику какой-нибудь птицы и в то же время служил условленным сигналом, потому что, едва он раздался, как из густой тени дерева выступила мощная, хотя и не совсем грациозная фигура человека, который, не торопясь, подошел почти к самому берегу реки и, прикрыв рукой глаза, с видимым вниманием рассматривал вновь прибывших. Через секунду к нему подбежал ребенок и, остановившись рядом с ним,
