Теперь для нас окончательно выяснилось, что переплывать реку было бы очень рискованно, значит, нам остается два выхода: или обойти ее до водопада, или же построить плот, на котором можно было бы безопасно переправиться на тот берег. Тот и другой план, по-моему, потребует не менее двух недель для своего осуществления. Лично я склонен остановиться на устройстве плота или лодки, потому что двухнедельная прогулка по здешним дебрям мне не особенно нравится, но, во всяком случае, я хотел бы знать ваше мнение по этому поводу.
Правильность соображений Ганса была слишком очевидна, а потому, на общем совете было решено приступить к сооружению плота или лодки.
— Ну, а теперь, господа, — продолжал Ганс, — нам следует облегчить нашим приветливым хозяевам те хлопоты, которые мы причинили им нашим посещением.
Присоединившись к туземцам, наши европейцы были очень тронуты, узнав, что корзина, над которой те трудились целое утро, предназначалась для них на завтрашний день, когда всем предстояло идти за возобновлением запаса плодов.
Конечно, Ганс и Бруно сейчас же предложили свою помощь. Предложение это было принято туземцами хотя и с большим сомнением, но тем не менее юноша очень охотно отправился вместе с братьями, чтобы помочь им при отыскании подходящего материала. Иоганн также присоединился к ним, тогда как господин Курц остался с хозяевами, с которыми и завел бесконечный разговор.
Шагах в трехстах от хижины юноша указал братьям на какой-то куст и сказал:
— Вот из этого мы делаем свои корзины.
Однако, к немалому его удивлению, Ганс, оглядевшись кругом, остановил свой выбор не на указанном кусте, побеги которого, хотя и отличались прочностью и гибкостью, но в то же время были очень неровны и для корзиночного дела, конечно, не годились.
— Мы попробуем плести корзины вот из этого, — сказал он, сламывая стебель какого-то ползучего растения.
Действительно, оказалось, что сочная кора растения весьма легко отделялась во всю длину, оставляя длинный, гибкий и совершенно ровный прут, отличавшийся к тому же поразительной прочностью и далеко превосходящий своими достоинствами не только материал, употребляемый местными жителями, но даже и нашу, корзиночную лозу.
Обрадованные такой удачной находкой, братья поручили очистку материала Иоганну и молодому туземцу, который, кстати сказать, немало удивлялся их приемам в работе, а сами принялись за плетение.
По мере того, как работа их подвигалась вперед, удивление и восторг туземца принимали все большие и большие размеры; через час перед пораженным помощником их стояли две глубокие корзины с ручками, при помощи которых их можно было носить вдвоем. Когда же они были принесены и показаны всем остальным, то, вероятно, в Англии с меньшим удивлением смотрели на первый паровоз Стефенсона, чем здесь на эти первые правильно сплетенные корзины. Как ни плохо были сделаны эти вещи, они все-таки казались людям того времени чем-то необыкновенным, а творцы столь удивительных предметов сразу приобрели в их глазах славу мудрецов и искусников, в особенности после того, как Ганс, продев дубинку хозяина в ручки корзинки, вместе с Бруно показал, как можно носить в ней различные тяжести не одному человеку, а двоим. Этот, очевидно, совершенно еще неведомый здесь прием вызвал целый ряд опытов. Отец и сын на все лады пробовали нагружать и носить эти корзины и вдвоем, и поодиночке, и на плечах, и на голове, и просто в руках.
— Забавляются совершенно так же, как дети, которым дали новую игрушку, — с некоторым пренебрежением заметил Иоганн, снисходительным оком глядевший на все эти упражнения.
— Я уже, любезнейший, советовал вам однажды повоздержаться от ваших скороспелых выводов, а теперь делаю это вторично. Все это вовсе не так просто, как вы думаете, и для этих людей дело идет не о детской забаве, а о целом открытии нового приема в работе. До сих пор каждый из них работал порознь, пользуясь только своими силами, следовательно, и результаты получал всегда такие, какие достижимы для одного человека; теперь же, благодаря нашим корзинам, они начинают догадываться, что иногда два человека, соединив свои усилия, могут сделать больше, чем работая отдельно.
Это замечание дало совершенно иное направление тому интересу, с которым европейцы до сих пор наблюдали за возней их хозяев с корзинами и скоро они, к немалому своему изумлению, пришли к заключению, что дядя Карл совершенно прав, так как все пробы и опыты носили вполне систематический характер и, внимательно следя за ними, наши друзья, правду сказать, впервые сами убедились в той истине, которую только что провозгласил профессор Курц. На этот раз они сами были поражены тем умением, с которым эти простые люди так подробно изучали показанное им новое приспособление и определяли ту выгоду, которая могла быть достигнута при его посредстве.
— Знаешь ли что, Ганс, — сказал Бруно, — эти люди так трогательно восхищаются произведением нашего искусства, что нам остается не пожалеть наших трудов и приподнести им в подарок парочку таких же корзинок.
— Конечно, — согласился Ганс, — тем более, что нам необходимо хоть чем-нибудь выразить им свою благодарность за их заботливое гостеприимство.
Когда Бруно сообщил об этом решении своим хозяевам, оно вызвало с их стороны целый взрыв самого неподдельного восторга. В какие-нибудь десять-пятнадцать минут вся семья общими усилиями заготовила для наших мастеров материала, по крайней мере, на полдюжины корзин, а когда они принялись за работу, то трое старших членов семьи с необыкновенным терпением старались и сами перенять у пришельцев это необычайное искусство. Однако, старания эти были вознаграждены лишь очень сомнительными успехами, так как корзины их работы все-таки оказались плохими изделиями. Последовательное сплетение прутьев, их правильное распределение и вообще систематичность работы, очевидно, давались первобытному человеку лишь с величайшим трудом. Зато туземцы были чрезвычайно довольны, получив корзинки работы Бруно и Ганса. Они долго осматривали свои подарки и любовались ими, бросая по временам на европейцев взгляды, исполненные такой глубокой и так ясно выраженной благодарности, что это привело, наконец, дядю Карла к очень любопытному открытию.
— Друзья мои, — воскликнул он, — замечаете ли вы, что чувство благодарности выражается здесь просто при помощи взглядов? Так вот, значит, почему я до сих пор совершенно напрасно искал в местном наречии слов, которыми уже много раз хотел поблагодарить наших хозяев за их радушие, — теперь для меня ясно, что в этом языке таких слов вовсе не существует.
— И правду сказать, —
