Рука, нога, голос, ходить, штурвал… Части тела, предметы, действия – монотонно и скрупулезно, шаг за шагом, слово за словом нам удалось при помощи лингвоанализатора расшифровать разговорную речь гирамцев.
– Привет! – начал я, когда уровень расшифровки достиг оптимального. Параллельно мои слова дублировались в личные сообщения диалога с гирамцем. В общий чат я его пока добавить не мог, так как он упорно отказывался от приглашения в отряд. Но все его ответы я копировал и вставлял уже в нашу командную беседу.
– Приветствую, – тут же отреагировал Синаки. – Тебя зовут Алек-сан-дор?
– Да, – кивнул я в ответ. – Можно просто Саша.
– Сас-с-ша, – гирамец словно попробовал на вкус мое имя. – Хорошо. Кто ты?
Хороший вопрос. Наверное, он имеет в виду мою расу.
– Человек, – назвался я. – Планета Сол-три.
– Я так и подумать, – неожиданно кивнул Синаки. – Но захотеть уточнить. Есть те, кто похож. Человеки хорошие. Сильно играть. Я говорить с тобой, Александор.
Звучало, конечно, невообразимо коряво, но основную мысль я, кажется, уловил. Не знаю, сколько лет этому гирамцу, но его знания о Содружестве базируются в любом случае на данных шеститысячелетней давности. А тогда, как нам стало с недавних пор известно, наши далекие предки играли в топе Джи. Приятный, черт побери, момент. А потому надо этим пользоваться.
– Синаки, мы не враги тебе, – сразу перешел я к главному. – Твоя планета вновь появилась в Джи, и «синее бешенство» теперь угрожает всему Содружеству. Мы здесь, чтобы попытаться решить эту проблему.
– Убить всех нас, как это сделать альдноа? – на этих словах гирамец вновь зашипел будто велосипедный насос. – Я видеть с тобой одну из них, человеки предать остальных? Или это сделать один Александор? Ты переметнуться к альдноа?
Да уж, а вот это действительно будет непросто – убедить нашего вынужденного гостя в том, что я не предатель, а Ана-Тари не убийца гирамцев. По сути, наш разговор с ним подобен беседе современного россиянина, скажем, с древним римлянином. Или даже с еще более древним китайцем. А если искать еще более точные аналогии, то передо мной сейчас сидит китаец, выживший в нанкинской резне, и с вытаращенными глазами смотрит на расположившегося поблизости японца, потомка тех, кто убил его близких. Задачка не из простых, и это еще мягко сказано.
– Нет, – ответил я сразу на все его вопросы, для большей убедительности покачав головой. – Мы действуем вместе, чтобы спасти вас и всех остальных.
– Мы не хотеть вас, – зеркально скопировал мой жест Синаки. – Содружество не помочь. Гирама болеть. Умирать. Гореть в огонь альдноа.
Ана-Тари еле слышно зарычала, стукнула хвостом и отошла в дальний угол. Не знаю, действительно ли она злилась на этого несчастного выжившего гирамца, чей мир оказался отброшенным на тысячелетия назад. А может, все дело было в чувстве вины? Все-таки моя супруга не лишена, гм, человечности.
Как бы там ни было, Синаки, такое впечатление, по собственной воле не отказывался от разговора. Он довольно легко отвечал на мои вопросы, и при этом в его голосе не было той отчаянной обреченности, свойственной игрокам под действием сыворотки. Единственное, правда, временами понимать его было тяжеловато, так как словарный запас пока еще оставался довольно ограниченным. Но когда Ана-Тари, не привлекая лишнего внимания, настроила приборчик на постоянный лингвистический анализ, с каждой фразой общаться становилось все легче. Нейросеть, что ни говори, мощная штука.
Выяснилось, что во время удара орудиями «Каласкина» по планете погибли действительно не все. Кто-то спасся в убежищах, у кого-то собственные дома оказались не хуже. А потом, когда немногочисленные и разрозненные кучки выживших начали объединяться друг с другом, было принято общее решение не связываться с Содружеством. Альдноанский корабль прекратил обстрел, попытка высадки десанта окончилась неудачей (так, во всяком случае, говорили), и Гирама провалилась в небытие, став планетой-призраком. Те, кто в момент атаки находился в капсулах, были выброшены из Игры, кто-то даже умер, не выдержав резкого перепада реальности. А затем общество постепенно начало восстанавливаться. Выжившие возвели закрытые города, отбивая атаки зараженных и безжалостно изгоняя индивидов, даже едва заподозренных в наличии паразита – тяжелые времена диктуют особые правила. Постепенно эпидемия сошла на нет, потому что все зараженные умерли, погиб, по всей видимости, и паразит. Гирама начала понемногу приходить в себя, но технологически этот мир пострадал настолько, что все шесть тысяч триста с небольшим лет, которые прошли с момента атаки «Каласкина», рыболюди, по сути, заново развивались с уровня каменного века вперемешку с остатками былых достижений. Именно благодаря последним сохранилась память о трагических событиях, а также данные об Игре, ставшей для гирамцев недоступной. Постепенно Джи обрастала легендами, кое-кто даже стал сомневаться в том, что она вообще когда-либо существовала, но недавно все перевернулось с ног на голову.
– Расскажи мне подробно об этом моменте, – попросил я, затаив дыхание. Ведь все, что гирамец сообщил нам до этого, уже дало достаточно информации для размышления. Но, чувствую, это еще не самое интересное.
Глава 17. Договор
Синаки все так и сидел в той позе, которую принял сразу же после окончания эффекта паралича. Наверное, так у гирамцев принято, не знаю. Сейчас меня гораздо больше занимало то, как выжившие вернулись в Игру. А было, по словам моего собеседника, так.
Несколько месяцев назад капсулы, оставшиеся в целости и сохранности, неожиданно подали сигнал соединения с Игрой. Общественным советом было принято решение послать в Джи разведчиков, и сто пятьдесят смельчаков погрузились в забытый слой реальности. Вернулось не больше десятка, все остальные впали в странную кому. А те, кому удалось спастись, рассказали, что в Игре позабытая эпидемия продолжает бушевать, забирая душу и разум тех, кто осмелился туда заглянуть. Пострадавших подключили к аппаратам искусственного
