– Вот ведь, снова догнала нас, брат Илгизар, эта треклятая свиная нога, – грустно усмехнулся наиб, – никак не отпускает. Ты копыто хорошо разглядел тогда? Может это не свиная нога была, а чёртова?
Юноша молчал, отхлёбывая из ковша. Он вдруг воочию вспомнил эту самую копчёную ногу, которую увидел три месяца назад в каморке наиба. Она висела на вбитом в стену кованом гвозде и пахла пряными заморскими травами, копчёным салом. Пахла грехом. Запретное для правоверных мясо наполняло рот слюной вожделения и манило к себе в самый разгар священного месяца Рамазан – время поста и воздержания. И тянуло за собой череду преступлений и смертей.
Наиб словно высматривал что-то в затаившейся под крышей темноте:
– Я этого Кутлуг-Тимура ведь хорошо знал. Он при Тохте был эмиром Сарая. Большой человек – куда до него нынешнему. Нашего: хан поставил – хан снял. А за тем стоял целый могучий род. Кунграты. Род царских невест. Или царских матерей – кому как больше нравится. На бабах и шею себе свернул.
Злат замолчал надолго, вспоминая. Потом сел, поджал под себя ноги и тоже устремил взгляд в огонь. Словно сами воспоминания начали жечь его и тревожить:
– Баялунь. Вот снова её вижу, как живую. Глаза умные и злые, как у змеи. И голос ласковый такой. Будто и не говорит, а баюкает. А на лице ни жилка не дрогнет. Только пальцы выдавали – по халату скрябали. Оно и не шутка. Всю власть в улусе тогда она под себя забрала.
Как весть дошла, что Тохта умер, она сразу судьбу за загривок схватила. Никто ведь той смерти не ждал, хан был молод и здоров. В наследники себе он метил внука Ильбасмыша, совсем ещё несмышлёного отрока. Вот Баялунь и объявила всем волю хана. Расчёт прост, как сухая лепёшка. Пока подрастает править от его имени. На правах бывшей старшей жены Тохты. Дело не сказать, чтобы совсем небывалое. Все знают, что после смерти Сартака, Батыева сына, все дела в Орде забрала его жена Баракчина.
Злат замолчал. Молчал долго, не шевелясь. Потом встряхнул головой, словно от наваждения и усмехнулся:
– Только одной воли хана мало оказалось. Нужно курултай собирать по степному обычаю. Выборы проводить, хана на белом войлоке поднимать. А у Тохты ещё был сын. Взрослый уже. Тук-Буга. Ему Тохта отдал бывший улус Ногая. Сила! Несколько туменов. Бывшие ногаевы темники вкруг него сразу встали. Вспомнили старое время, когда Ногай ханов в Орде по одной своей воле ставил и менял. Кутлуг-Тимур кунграт со своим родом тоже на их сторону пошёл. Решили Тук-Бугу ханом выбирать.
Я в ту самую пору из Сарая был отослан. В Крыму как раз сидели послы от египетского султана. К Тохте ехали, а тут такая незадача. Вот нас и послали им голову дурить – хану де неможется. Так и держали их в неведении. А то пойдёт слух, что в державе нестроение, как раз беду накличешь. К тому времени, когда я вернулся, все уже в степь уехали. На курултай. Оттуда Кутлуг-Тимур уже не вернулся. Сгинул без следа. Я думал он погиб – тогда много царевичей и эмиров голову сложили. А ханом стал царевич Узбек – племянник Тохты.
– Нам Бадр-ад Дин в медресе рассказывал, что Узбека убить хотели за то, что он в ислам обратился. По наущению лам и волшебников. За это он и казнил их, как изменников.
– Сейчас, когда двадцать лет прошло, много воды утекло. Всякое можно говорить, во всякое верится. Сейчас он султан Мухаммед, защитник веры. А в те времена до веры никому дела не было. Тогда нам сказали, что Узбека хотели убить за то, что он не давал похитить царство Тохты, тем, кто нарушил волю покойного хана. Тохта ведь при жизни наследником своим объявил старшего сына Ильбасара. А тот возьми, да и помри на два года раньше отца. Я тогда от всех этих дворцовых дел далёк был, но на базаре ведь всякое болтают. И не всегда попусту. Поговаривали, что эта самая Баялунь была женой Ильбасара и к Тохте попала только после смерти мужа. Про неё много чего болтали. Доподлинно известно только, что была она когда-то женой Тогрылчи – отца Узбека. А вот где она была после его смерти? По закону должна была перейти к Тохте, брату покойного мужа. Только сразу ли она к нему попала. Слухи ходили, что у Ногая была. Опять же Ильбасар. Вроде и Ильбасмыш её сын. Видишь, как всё ладно складывается?
– С этим Ильбасмышем что стало?
– Пропал. Сгинул, словно и не было никогда. Ни разу никто нигде о нём ни слова не молвил. Убили, скорее всего. Чтобы не мешал. Затоптали, как зайчонка в загонной охоте. Тогда ведь курултаем всё дело не кончилось. Слишком уж всё нежданно вышло. Сила то была на стороне Тук-Буги. Собирались его только утвердить на курултае, ждали пока все соберутся. Узбек ехал с границы, от Кавказа, он там войском командовал. Пока добирался, кое-кому и пришла в голову мысль: «А чем не хан?». Царевич золотого рода, внук Менгу-Тимура. Тохте племянник родной. Знаешь как бывает? Может статься и самого не спрашивали. Как говорится: «Без меня меня женили». Двинула чья-то могущественная рука, как пешку в ферзи на шахматной доске жизни. Зря что ли сам Узбек потом лет десять прятался за лесами в Мохши? Умный человек. Понимал, что случилось один раз – может случиться и во второй. Как видишь не зря боялся. Долго расходятся круги на воде жизни. Двадцать лет прошло – и вдруг объявляется эта дочка Кутлуг-Тимура. Не сама появляется. Кто-то зачем-то её нашёл и привёз сюда. Снова двигает невидимый игрок фигуры на вечной доске жизни. И снова хочет провести пешку в ферзи. Ох, не к добру это!
Злат неожиданно рассмеялся и хлопнул ладонью о скамью:
– Скоро Бахрам сюда придёт. Он пошёл проследить, куда тот человек с корабля направился. Хочешь, угадаю, что он скажет? Сразу догадался, как про эту чёртову свиную ногу услышал.
– К эн-Номану? – робко предположил Илгизар.
Злат от разочарования даже крякнул:
– Выходит не я один такой умный.
Почтенный шейх Ала-эд Дин эн-Номан ибн Даулетшах, жил на покое в окружении преданных мюридов на окраине Благословенного Сарая. Некогда лекарь ещё хана Тохты, а затем и наставник самого правоверного султана Мухаммеда, в миру Узбека, теперь он почти совсем отошёл от дел, обременённый летами. Однако из своего молитвенного уединения, он, как старый филин, зорко следил за всем, что происходило в столице и в ханской ставке. Сам Узбек его очень уважал и к его мнению прислушивался. В бытность свою в столице каждую неделю непременно навещал, выражая при этом крайнее послушание и смирение.
Илгизар познакомился с этим почтенным старцем, когда в начале лета тот приглашал их с наибом к себе. Как раз по делу о той самой копчёной ноге. Шейх ещё дал тогда юноше для переписки трактат Омара Хайяма «Слово о пользе вина». Который Злат тут же и вспомнил:
– Ты эн-Номану рукопись его вернул?
– Давно уже собираюсь. Два месяца, как переписал. Да всё робею.
Злат только усмехнулся. Илгизар зарабатывал переписчиком на базаре и обладание редкой рукописью, неизменно вызывало уважение заказчиков и собратьев по ремеслу. Любой нормальный писец постарался бы продержать её у себя, как можно дольше.
– Ему, поди, уже доложили, что тот, за кем он следил, исчез накануне таинственным образом из запертой изнутри комнаты. Думаю для старого хрыча такие загадки не в диковинку.
– Ты же рассказывал, что двадцать лет назад он помог Узбеку взойти на царство.
– Было дело. Только к убийству Тук-Буги он вряд ли причастен. Зарубил того Исатай. Тот что теперь в Синей Орде эмиром. А он больше с генуэзцами водился. Он был в роду киятов старшим. Знатный род. Из него сам отец Чингизхана вышел. Так что, как не поворачивай, а по старшинству кияты даже выше
