Эмир и Алибек, забыв всякое почтение и важность, бросились во двор, едва не сбив с ног самого эн-Номана. Шейх лишь улыбнулся, посторонясь.
– Пойдём посмотрим, что там, – кивнул он наибу.
Только теперь Злат заметил позади эн-Номана, почтительно переминавшегося Илгизара.
Во дворе, между тем начиналось самое интересное.
– Это мой пленник! Я его забираю! – кричал Алибек, – Взять его!
– Стоять! Именем великого хана! – взревел эмир, – Кто не повинуется – умрёт!
Все замерли. Один, не понимавший кипчакского Наримунт продолжал что-то горячо говорить. Эмир повернулся к Алибеку.
– Послушай, ты! Щенок! – он особенно громко и чётко выговорил это слово, сделав после него паузу. Это прозвучало так неожиданно и оскорбительно, что кийат вжал голову в плечи.
– Пусть твой дед делает, что ему заблагорассудится у себя в Крыму, где милостью хана он назначен наместником. А здесь наместник я! Или ты думаешь, что я никчёмная старая баба, позабывшая в какой руке держат саблю, а мои нукеры, совсем раскисли от городской жизни? Вообразил себя молодым лисом, ворвавшимся в курятник? Слушай моё решение! Для тебя и твоих олухов будет лучше, если ты покинешь Сарай до захода солнца. Ты ведь ехал к хану на праздник? Вот и езжай. А я подам на тебя жалобу. Пусть хан решает, что делать с твоим пленником.
Со стороны всё это смотрелось совсем грозно и лишь наиб догадывался, что хитрый царедворец старается исключительно для взора эн-Номана. Почему не состроить из себя лишний раз матёрого старого пса, рыкающего на поджимающих хвост молодых волков? Тем более, оказавшись вдруг, рядом с шейхом.
Эмир прекрасно знал, что отец Алибека Исатай долго был наместником в Хорезме, откуда был родом сам эн-Номан. С тамошними жителями он часто не ладил и те жаловались на него хану, пытаясь прибегать к помощи своего могущественного и влиятельного земляка. С тех пор между хорезмийцем и кийатом пробежала чёрная кошка.
– Подойди ко мне юноша, – позвал эн-Номан Наримунта, – Толмача не нужно. Злат переведёт мне твои слова.
– Так зачем ты хотел видеть эмира Сарая?
– Мне сказали, что этого человека, – юноша указал на наиба, – Арестовали из-за меня. Я решил, что это несправедливо и пришёл.
– Так, значит всё-таки арестовали?
– Молодец просто неверно понял! – испугался эмир, – Ты же видишь, он совсем не знает нашего языка. Злат! Скажи! Разве тебя кто арестовывал? Просто этот, возомнивший из себя черт те что сын ишака, – ловко ввернул неугодного отца, показав на спину уже выезжавшего со двора Алибека, – орал про задержания и палачей. Может кто и принял всё это за чистую монету.
Эмир понизил голос:
– Он ведь даже православного монаха требовал арестовать. Это тоже прикажете всерьёз принимать?
– Ты верный страж законов, – одобрил шейх, пряча в бороду улыбку, – счастлив государь, у которого такие слуги.
– А ты, я вижу, храбр и справедлив, – повернулся он к Наримунту, – Из тебя получится хороший правитель. Окажи мне честь, достойный юноша, посети мою скромную обитель. Эмир, я думаю, отпустит тебя под моё поручительство? Ты тоже дай ему слово, что не сбежишь. Ты доказал, что ему можно верить.
XXVI. Предсказание шейха
От угощения шейх наотрез отказался. Оно готовилось для Алибека, не будет же эн-Номан довольствоваться объедками. Однако несколько милостивых слов всё-таки сказал и даже покровительственно похлопал эмира по плечу, одобряя его намерение подавать жалобу хану. Тот почтительно кланяясь проводил почётного гостя до самых ворот и подсадил в повозку.
От намётанного глаза бывалого царедворца не ускользнуло, что и свиту и повозку шейх намеренно оставил на площади, отправившись дальше пешком. Это был явный знак немилости, если не гнева. Теперь гроза миновала. Эмир понимал, что теперь он нажил непримиримых и опасных врагов в лице могущественного рода кийятов. Зато получил благоволение куда более могущественного эн-Номана. Пока этот ход на шахматной доске жизни можно считать удачным. Только как всё сложится в дальнейшем?
Старый шейх уселся поудобнее в повозке, сделал знак наибу и Наримунту располагаться рядом, после чего поманил рукой Илгизара.
– Зайди обязательно ко мне завтра, я покажу тебе другие интересные книги. Молодец, что вспомнил обо мне. Пусть даже по такому неприятному поводу.
Уже когда повозка тронулась, эн-Номан пояснил:
– Утром привратник доложил, что меня хочет видеть юноша, который собирается вернуть мне рукопись. Оказалось это твой помощник принёс мне книгу Хайяма «Слово о пользе вина», которую я дал ему три месяца назад, когда вы приходили ко мне по делу о свиной ноге. Как я и предполагал, это было лишь поводом увидеться. Он сказал, что тебя арестовали по обвинению в измене, о чём ему сказали стражники, приехавшие утром на постоялый двор Сарабая. К сожалению, я не успел выспросить у него подробности, решив, что нужно торопиться. Он упомянул лишь, что это связано с делом исчезнувшего путника. Надеюсь, ты мне про это расскажешь? Ты же знаешь, как я на старости лет стал любить загадочные истории. Не тот ли это путник, про которого позавчера мне рассказывал Бахрам?
– В этой истории всё переплелось почище, чем сказках тысячи ночей, которые он читает по своей драгоценной книге. Правда я немного упустил нить повествования и, чтобы снова взять её в руки мне нужно поговорить с этим юношей. Пусть он расскажет, что происходило сегодня на постоялом дворе. А я буду переводить.
Только сейчас Злату пришло в голову, что сам Наримунт не понимает происходящего. Все же вокруг него говорят по-кипчакски. Конечно, трудно было не понять, что дворцовая стража не позволила его схватить людям Алибека. Потом он догадался, что человек, который кричал на самого кийата и его нукеров, был сарайский эмир. А вот кто этот могущественный старик, который даже не допуская пререканий, дал ему знак следовать за собой, он не знал. Однако Наримунту явно пришлось по душе выставленное напоказ доверие старика к его княжескому слову. Отправлялся он тоже без всякой охраны, как гость.
Доверие порождает доверие. Наримунт стал рассказывать всё без малейшей утайки. Злат негромко переводил.
Утром они с Туртасом услышали шум, голоса и бряцанье оружием. Тот сразу подал знак молчать и стал прислушиваться. Начали стучать в дверь и кричать. Туртас не отвечал. Вдруг из топки под лежанкой показалась голова. Это была Юксудыр. Она молча стала манить Туртаса за собой и скрылась в печи. Дрова с ночи уже совсем прогорели и огонь погас. Туртас знаками велел Наримунту лезть в топку.
Там было ещё горячо, зола набилась под одежду и в штаны и было невероятно трудно удерживаться, чтобы не чихнуть. Они оказались в другой комнате, где Юксудыр указала им на крышку погреба и сунула в руки узел. Через поземный ход они выбрались в какой-то овражек позади двора. В узле оказалась одежда.
Только тут беглецы, взглянув друг на друга поняли, что в таком виде они действительно далеко не уйдут. Они были в золе и саже, как черти из ада. Оставалось только порадоваться предусмотрительности девушки. Переодевшись и кое-как обтерев лица мокрыми от ночного дождя лопухами, они пробрались кустами на другую сторону дороги. Злат сразу догадался, что это был Булгарский квартал. Уже в кустах Туртас подмигнул Наримунту, указав на трубу на крыше двора. Она выходила из их комнаты. Из неё поднимался дым. Значит Юксудыр с другой стороны насовала туда дров и разожгла их.
Дальше уже всё было понятно и предсказуемо. Туртас оставил княжича в какой-то бане у берега. Сам сбегал и привёл какого-то мужика, говорившего по-русски. После чего рассказал, что на постоялый двор приезжали стражники с людьми Алибека, а сам наиб арестован по обвинению в измене. После чего Наримунт немедленно решил отправится к эмиру. Никакие уговоры Туртаса проявить осторожность и хоть немного выждать, на него не подействовали. Увидав, что переубедить настойчивого литовца не удастся, Туртас привёл откуда то лошадей.
Уже в обители эн-Номана настал черёд рассказывать Злату.
Здесь ничего не изменилось за те три месяца,
