Только увидев блюдо с лепёшками Злат вспомнил, что у него ведь сегодня во рту не было даже маковой росинки. Скорее всего у его юного спутника тоже. Заметив с какой жадностью Наримунт набросился на лепёшки, эн-Номан улыбнулся.
– Перекусывайте пока за разговорами. настоящее угощение будет попозже. Когда наши головы уже не будут заняты суетой и ваши животы смогут оценить его по достоинству.
Злат стал рассказывать. Подробно и без утайки. Начав с самого начала, когда пришёл на Булгарскую пристань провожать Туртаса. Про голубей и унесённого джиннами постояльца, про огниво, оказавшееся ключом к тайным посланиям таинственных людей-волков из северных лесов, о девушке с перстнем Кутлуг-Тимура на шее, оказавшейся дочерью хана Тохты. При письмо из Праги, украденное у менялы, которое хотел купить Авахав. Про московского инока.
Эн-Номан слушал молча, ни разу не перебив. На его лице вообще не дрогнула ни одна жилка. За долгую жизнь он наслушался и не таких историй.
– Этому Алексию я сразу сказал, что он ко мне не по адресу обратился. Это твоего поля ягода.
– Так и сказал? – усмешка тронула губы шейха, – А он что?
– Как, говорит, только это сделать? Я ему посоветовал с Бахрамом поговорить, может тот чему научит. Только сам старик куда-то запропастился. Дождь все эти дни лил не переставая. Вот и засел где-то в городе.
– Хорошо, что ты о нём вспомнил. Сейчас скажу, чтобы его отыскали и привезли. Заодно и твоего монаха в гости приглашу. Пусть у меня за дастарханом и познакомятся.
Эн-Номан ещё долго выспрашивал у Злата подробности. Наримунт скучал, слушая незнакомую речь и осторожно разглядывая узоры на коврах. Старик, видно, любил ковры. Они висели у него на всех стенах. Это были не здешние ковры из крашеного волока. По всему видно, их привезли издалека. Одни из Персии, другие из Хорезма, даже из Китая. На них красовались башни и озёра, диковинные деревья. Ни людей, ни животных в комнате мусульманского шейха изображено не было. Только одна птица во весь ковёр. Роскошная и прекрасная, каких и на свете не бывает, только в сказках. Может потому и сделали для неё исключение.
«Вещая птица Гамаюн,» – вдруг подумалось Злату.
Алексий приехал скоро. За ним посылали повозку, а он не стал мешкать. Привезли и Бахрама, которого без труда нашли в харчевне на главном базаре.
Увидев Наримунта, монах удивлённо вскинул брови и вопросительно посмотрел на Злата. Тот сразу отвёл разговор от себя:
– Люди хорошо понимают собеседника, когда говорят на одном языке. Думаю, ты знаешь кипчакский, иначе тебя не прислали бы в Орду. Так что переводчик тебе не потребуется. Тем более что я был бы для вас с эн-Номаном никудышным толмачом. Мы ведь с тобой, даже говоря на родном наречии, не всегда понимали друг друга. Потому что есть язык русских, кипчаков, греков, а есть язык кузнецов, торговцев, менял и монахов. Не знаю, как называется ваш язык, но он у вас с шейхом один. Никто не поймёт тебя здесь лучше него.
– Нет ничего хуже, если тебя понимает враг, – отозвался эн-Номан, – Тогда не удастся скрыть от него свои намерения и обмануть. Поэтому спрошу тебя прямо, московский гость, чего ты хочешь? Ваша церковь и так находится под защитой ханов, ваших людей не могут судить ханские наместники и князья, с них даже не берут даней и налогов, не обременяют никакими повинностями. Зачем, тогда ты служишь московскому князю? Ведь твой митрополит куда главнее него?
– Ты говоришь о земной власти, а она переменчива. Паства русского митрополита состоит не только из подданных хана. Наши люди живут и на Волыни, – посмотрел на Наримунта, – и в Литве. Не везде достаёт ханский ярлык. Стоит этим землям уйти из под руки Орды, они уйдут и от нашего митрополита. Тем более, что наш патриарх сидит в Константинополе и полностью в воле тамошнего императора. Земные дела так переплетаются с делами духовными, что подчас и не поймёшь, где одно, а где другое. Клобук митрополита слишком часто становится предметом торга между земными правителями.
– Я тебя понял. Но, ведь и хан всё это понимает. И его предшественники. Поэтому и даны все эти охранные грамоты, потому освобождена церковь от малейших тягот. Ты приехал за головой этого юноши? Всем же понятно зачем он нужен твоему князю. Чтобы торговаться с Гедимином. Тот ведь и Орде тоже враг. Несколько лет с ним война была. Сейчас прячет у себя ханского ослушника тверского князя.
– Вот ты и подошёл к ответу на свой собственный вопрос. Почему тогда княжича до сих пор не отдали Ивану Даниловичу? Ведь он второй год об этом хлопочет? Кто мешает? Ведь самому хану выгодно, чтобы литовский князь отступился от Новгорода, не лез в русские дела. Не спроста же всё это? Вот для того я и ищу знающего человека, который в ваших делах поможет разобраться.
– Теперь я тебя окончательно понял. Тем более, что разобраться во всём этом несложно. Сейчас возле хана ошиваются генуэзцы и венецианцы. Каждый на свою сторону тянет. У каждого сторонники. Венецианцы подход нашли к любимой ханской жене Тайдуле и её родне – роду кунграт. Генуэзцы давно нашли себе покровителей среди кийатов. Они давно Крымом правят. Им и попал в руки этот княжич. Видно, интересы где-то пересеклись, вот и вышла заминка.
– В чём интерес-то? Какое дело этим генуэзцам и венецианцам до русских дел?
«Про закамское серебро ни гу-гу» – подумалось Злату, – «Хитрит. Неужто думает эн-Номан про это не знает? Не выгорит его дело.»
Шейх долго и внимательно смотрел на Алексия. Потом усмехнулся. Нехорошо так. Зло.
– Какое говоришь им дело? Им до всего дело, где поживой пахнет. Только пожива всякая бывает. Не только деньгами меряется. Да и не только купцы в наши края тянуться. Власть, говоришь, земная переменчива? Вот с этого бы и начинал. Сегодня хан дал ярлык, а завтра заберёт, ты это хочешь сказать? И митрополиту, и князю. Хан ведь он басурман, неверный. Молчи! Дай сказать. Мы же с тобой откровенно беседуем. По крайней мере я. Узбек ведь он султаном Мухаммедом себя именует, защитником веры. Не всем это нравится. А знаешь, что по мусульманскому закону, все иноверцы должны особый налог платить? Поверь уже мне на слово, я право много лет изучал. Как это с вашим ярлыком сходится?
– Сойдётся, когда-нибудь, только дай время, – вдруг подал голос Бахрам, – Будет и налог для неверных. Каждый путь приводит туда, куда он направлен.
Шейх вздрогнул от неожиданности, когда заговорил Бахрам. Он поднял на него глаза и взоры их встретились. Словно скрестились, звякнув, два кинжала. Потом эн-Номан повернулся к Алексию и продолжил. Только уже другим голосом. Словно на огонь, пылающий в его душе, кто-то плеснул воды:
– Вернёмся к нашим генуэзцам с венецианцами. Имя то им всем одно – франки. Грызутся они не на жизнь, а на смерть. Только в конце так выходит, что все заодно. Вот ты говорил, что ваш патриарх в Константинополе у императора под рукой. А императора кто мутит? Разве не те же франки? Чего добиваются? Подчинения вашей церкви папе. Чего бы и здесь не попробовать? Ведь ещё легче может оказаться. Среди монгол христиан полно. Разве не заманчиво склонить хана в свою веру?
– Было время у нас тоже некоторые об этом думали.
– Придёт и их время – усмехнулся шейх.
Не только Алексий, но даже Злат с Бахрамом посмотрели на него с удивлением.
– Кому, как не мне знать крепость ханской веры. Мне, его духовному наставнику. Стоит лишь переменится ветру. Земная власть переменчива, говоришь? Не в бровь, а в глаз угодил. Ты мне нравишься. Теперь послушай, что я тебе скажу. Мне осталось недолго жить, а ты ещё молод. Придёт время и ты вспомнишь мои слова. Когда встанут у ханского престола христиане. И будут уговаривать хана креститься. Генуэзцы и венецианцы? Разве в них дело? Разве дорогие подарки купили сердце любимой ханской жены? Его купит ваша
