Они вроде к безопасности касательства не имеют, но и им досталось разных там строгих внушений. Голова прямо раскалывается. Раз за разом талдычат одно и то же: «Не расслабляйтесь, повнимательней, беда не там, где все в новинку, а там, где все по старинке да спустя рукава».
Ну вообще-то правильно говорят. Эвон как вышло с конвоем-приманкой. Вроде сами ловушку ставили, а на деле их и заманили. И от того, что никому уйти не дали, – кого побили, а кого похватали, – легче не стало. Потому как прежде биты были. А отчего так? Угу. От дурости.
– Разрешите войти, господин капитан? – постучавшись, заглянул Редькин в канцелярию командира роты.
– Заходи, Александр.
Ага. А капитан не один. Оба поручика, лекарь, старшина и все четверо взводных тоже присутствуют. По сути, штаб роты в полном составе. И что им понадобилось от десятника? Редькин невольно расправил плечи. Раз уж так-то все складывается, то быть делу! Закисли уже, сидя в гарнизоне. Парней подлечили, новичка поднатаскали, пора и честь знать.
– Тянуть кота за подробности не буду, – заговорил капитан Рыбин. – Боярин приказал отправить в помощь воеводе Острожскому десяток бойцов. Мы тут посовещались и решили, что ты со своими парнями справишься лучше всего.
– Дозвольте вопрос, господин капитан?
– Спрашивай.
– А отчего только один десяток? Слали бы уже взвод. Тогда бы куда качественней получилось подпалить хвост ляхам.
– Больше людей отправить не можем. Так что придется там тебе расстараться за взвод.
– Значит, скоро со шведом завертится всерьез, – не спрашивая, а скорее утверждая, произнес Александр.
А вот теперь его настроение испортилось. Что ляхи? Там не столько воевать надо, сколько ловчить. Лишняя кровь в той замятне – она и есть лишняя. А вот со шведом все ясно как божий день. Руби, круши, режь, рви. Что ни сделаешь, все хорошо, все к добру.
– Завертится или нет, не твоего ума дело, – отрезал капитан.
– Но как же так, Григорий Семенович? – обиженно произнес Редькин. – Мы же под шведа затачивались. Язык учили. Манеры их, одежку носили. Все зазря, получается?
– Саня, ты не куксись, – получив молчаливое одобрение Рыбина, вмешался в беседу взводный сержант Сомов. – Завертится тут со шведом иль нет, то еще бабка надвое сказала. А там уже нужно пошуровать. И вообще, половина твоего десятка те места вдоль и поперек облазила и знает их достаточно хорошо. Ну и кого слать?
– Понятно, – со вздохом вынужден был признать правоту начальства Александр.
– Вот и ладно, что понятно, – вновь заговорил капитан. – Экипируетесь вдвое против обычного. Под это дело выделим вам вьючных лошадей.
– Слушаюсь, господин капитан.
Конечно, лучше бы каноэ. Где речкой, где волоком, оно бы еще и быстрее, чем на лошадях, получилось. Да и за лошадок ответственности никакой. А так… Спросят ведь. И коли по недосмотру потеря случится, еще и взыщут. А каноэ что? Разобьют – невелика потеря, за пару-тройку дней новое сладят. Дело-то привычное. Вот только реки все еще во льду, а потому и говорить тут не о чем.
– Значит, так, Саша. Обождешь старшину, обговорите, что к чему, а там уводи своих орлов в увольнение. Двое суток вам на гульбище, потом сутки на сборы – и в путь. Вопросы?
– Вопросов нет.
– Иди.
– Слушаюсь! – Рука к козырьку, поворот кругом и вышел за дверь.
Старшину долго ждать не пришлось. Совет у ротного вскорости закончился. Проследовали в его епархию – в складской барак. Там определились по снаряжению, оружию и припасам, после чего Редькин отправился собирать в кучу десяток.
Парням говорить, что и как, не стал. Лишнее. Придет час, там все и узнают. Единственно сообщил о том, что уходят тяжелыми и надолго. Ну и обрадовал двумя сутками отдыха, воспринятыми с ликованием. Тем более как раз заканчивалась масленичная неделя, и на эти дни приходились гулянья. Подумаешь, впереди тяжкие будни. Придет время, выложатся без остатка. Зато сейчас душа полна ожидания праздника.
– Братцы, а давайте к моим в деревню! – едва услышав об увольнении, тут же предложил Агап. – Сестрица и невестка так попотчуют, что довольны останетесь. От деревни нашей и до села недалече будет. А там соберутся все окрестные. Веселье будет! – Парень даже закатил глаза от предвкушения.
– Это да, встретят как родных. А с родными оно ведь как – церемониться не принято. Я же как вспомню острый язычок да крутой норов твоей сестрицы, так враз в затылке чесать начинаю, – задорно произнес заводила их десятка Киря.
– Тебе-то чего чесать, – нараспев передразнил его Елизар. – Чай, когда на барже шли, так она тебя даже и не замечала.
– Это точно, – поддержал добродушный Добрыня. – Она все больше лаялась на десятника нашего.
– Во! – тут же оседлал конька Киря. – А как молва твердит, кому больше всех достается, на того девичий выбор и выпадает.
– Пустобрехи, – отмахнулся Александр. – Все бы вам скалиться без причины. Ну чего девке косточки моете? Ить видно же по ней, что правильная она, не какая-то там со слабиной.
– Ну так а какая тебе-то потребна? – хохотнул Киря.
– Балабол. Мне еще два года положено в бобылях ходить.
– Не два, а уж поменьше, – не унимался Киря.
– Ну полтора. Невелика разница. И вообще, то по наказу боярскому, а так я и сам жениться не спешу. Ну его к ляду. Вот так пришибут меня, и останутся сироты, как у конвойных наших, царствие им небесное.
При воспоминании об этом все истово перекрестились. Опять же, и товарища своего помянули. Вот такая она, жизнь-злодейка.
– А я, как только срок выйдет, женюсь. Останусь на службе иль нет, а женюсь, – решительно произнес Агап.
– Экий ты, – хмыкнул Добрыня.
– Дурной?
– Да уж не умный, это точно.
– А скажи, Добрыня, вот кто после Николая остался? – с пылом возразил Агап. – А ить он последний в роду был. Пресекся, стало быть, род-то. А для чего нам Господь жизнь дает, как не продолжить ее в наших детях?
– О-о-о, Харитон, ты Агапушке больше умных книжек читать не давай. Хватит на наш десяток и одного разумника, – с явной язвинкой заметил Киря.
В ответ все грохнули смехом, Агап обиженно насупился. Харитон же, читавший все, что попадалось под руку, привычно покрылся краской смущения. Нет, он вовсе не стыдился своей тяги к чтению. Просто всюду носил с собой блокнот со свинцовым карандашом, потому как имел слабость к стихосложению. И вот этого-то пристрастия он и стеснялся, прекрасно понимая, что всякий раз намеки того же Кири сводились именно к этому его бесполезному занятию.
Было дело после схватки, во время контроля, Киря заприметил выглянувший из кармана Харитона уголок блокнота. Ну и предложил товарищу в изящной манере описать то благородное военное деяние, которым они занимались. Хмыкнул и перехватил горло очередному бедолаге.
– Харитон, вырви листок с одним из твоих стихов, – глядя прямо в глаза Кире, приказал Александр.
– Командир… – начал было Киря, но осекся.
– Выучишь и перед выходом расскажешь.
– Александр Григорьевич…
– С выражением. И чтобы мне понравилось. Нет – останешься в казарме.
– Но…
– Я все сказал.
– Слушаюсь. Харитоша, ты там что-нибудь не такое большое подбери, а?
