Засвистели боцманские дудки. Забегали матросы. Засуетились у пушек канониры. Захлопали крышки открываемых ящиков с песком. Звякнули изготавливаемые к использованию стальные лопаты, багры, пилы и топоры.
Шведы сделали выводы из прошлого неудачного опыта. Поэтому сейчас на каждой галере по палубе были расставлены ящики с сухим песком. Во внутренних отсеках песок был расфасован в мешки по шестьдесят фунтов в каждом. Потому как с лопатой там особо не развернуться. Никакие иные способы не позволяли эффективно бороться с греческим огнем, секрет которого стал известен Карпову.
От русских прилетел второй предупредительный снаряд. На этот раз стреляли не с флагманского парохода, а с головной парусной бригантины. Кто знает, возможно, канонир там более опытный или причина в уменьшившемся расстоянии, но снаряд лег куда как ближе.
Впрочем, шведы не придали этому ровным счетом никакого значения. Галеры все так же продолжали идти на сближение с русскими, успев уже перестроиться в одну линию. Десяток судов отделился, устремившись в погоню за купцами, двигающимися против ветра правым галсом[18] и значительно потеряв в ходе.
Наконец расстояние сократилось до трех кабельтовых[19]. Цели уже разобраны. Конечно, пушка способна забросить ядро значительно дальше. Тонкие борта бригантины не идут ни в какое сравнение с бортами линейных кораблей. А потому ядро с легкостью проделает пробоину и на куда большем расстоянии. Однако попасть на таком расстоянии в цель – задача не из легких. И уж тем более во время качки.
– Капитан Акессон!
– Да, господин адмирал.
– Прикажите открыть огонь! – Едва отдав приказ, адмирал вскинул подзорную трубу.
Помост под ногами вздрогнул. Находившиеся под ним орудия изрыгнули из себя пламя и чугунные ядра. На какое-то время обзор заволокла пелена дыма. Но под напором ветра она быстро истаяла, отнесенная в сторону.
Следом загрохотали остальные орудия. Семьдесят двадцатичетырехфунтовых и сто сорок восемнадцатифунтовых. От множества ядер, начавших падать вокруг русских кораблей, вода буквально закипела. Адмирал вроде бы даже приметил попадания. Хотя не был в этом уверен.
Под помостом слышится возня и приглушенная брань канониров, спешно перезаряжающих свои орудия. Как ни старался адмирал, но в подготовке артиллеристов, а как следствие, и в скорострельности, шведы все же уступали псковичам. Если верить оставшимся в живых свидетелям, она варьировалась от четырех выстрелов в минуту до десяти. Весьма значительный разброс, чтобы это было правдой.
Грохот. Треск разрываемой древесины. Шуршание пролетевшего рядом и обдавшего Игната горячим дыханием ядра. Оно, может, и не горячим, да только он отчего-то именно таковым и показался.
– Петр, в гробину душу мать нехай! Ты заткнешь наконец этого гада?!
Вместо канонира, рявкнув, ответило орудие. И на этот раз вышло вполне удачно. Судя по всему, снаряд взорвался в утробе галеры, а не прошил ее насквозь, что случалось сплошь и рядом. Этот же гостинец, ударив в правую скулу кораблика, прошел не поперек, а вдоль корпуса, а потому и не успел вывалиться в воду. Что не могло не радовать.
Поначалу отряд паровых бригантин держался в стороне, чтобы в полной мере использовать дальнобойность и точность своих орудий. Но из-за качки немалая часть снарядов летела мимо. Учитывая же численный перевес противника, это было неприемлемо. Пришлось сокращать дистанцию.
Но и тут не все слава богу. Если бить в борта, то из-за несовершенства взрывателей большинство снарядов попросту прошивали галеры навылет. Заходить с носа, чтобы стрелять вдоль, – подставляться под пушки шведов. Пришлось заходить с кормы. Да только тут уж началась форменная свалка, и если одному шведу выходишь в корму, то другой уже наводится на тебя носом. И все стремятся к абордажу.
Вырваться бы из теснины и уйти на свободную воду. Но шведы вцепились мертвой хваткой, и вывернуться из этих клещей никакой возможности. Один из пароходов уже взят на абордаж, и там идет рубка не на жизнь, а на смерть. И помочь им не удастся. Они ведь и сами вертятся как угорь на сковороде.
Разочаровали зажигательные снаряды. Выпускаемые из новых орудий прошивали галеры насквозь, но на парусниках-то стояли дульнозарядные орудия, и их снаряды рвались на палубе или внутри корпуса. Вот только прежнего эффекта не наблюдалось. Как видно, шведы все же кое-что выведали о греческом огне. Из всего флота яркими факелами пылали хорошо как с десяток галер. На других так же случались возгорания. Но с ними команды худо-бедно справились.
– Атаман, большая пробоина ниже ватерлинии, – подбежал с докладом его заместитель.
– И что, мне надо тебя учить, как подводить пластырь? – недовольно бросил атаман.
Хм. Кстати, поговаривают, что жесткую конструкцию этого пластыря тоже предложил Карпов. Брешут, поди. Атаман не раз и не два общался с боярином и точно знал, что тот в морском деле ни уха ни рыла.
– Уже делаем. Я только доложил, – даже и не подумал тушеваться Агап.
– Добро. Занимайся.
– Атаман, беда. Вода к машинному подбирается. Если зальет котлы, они рванут что твоя крюйт-камера.
Ага. А это уже механик. И, судя по его озабоченному виду, дело и впрямь труба. Впрочем, Игнату не единожды о том же говорил и Иван Архипович, и братец его младший, Дмитрий Архипович. Ох как тут все весело и заковыристо. А главное – не вовремя, мать-перемать через плетень!
– А что же твои механические помпы? – спросил Игнат.
– Не справляются уже. Вода сочится из нескольких пробоин. А тут еще одну получили.
– Ну, эту сейчас залатают, полегче станет.
– Только и того, что неизбежное оттянем. Это уже конец, атаман.
– Не бухти, Степа, казак пока жив – барахтается.
– Я не казак.
– Да какая разница. Ты сейчас с нами в одной лодке…
Его оборвало рявканье сразу двух орудий. Невольно перевел взгляд на галеру, подвергшуюся обстрелу. Ага. Порядок. И эти снаряды легли в цель, не выметнувшись наружу. А значит, заглотила посудина подарочек.
– Не трухай, Степа, – переводя внимание на механика, бодро произнес атаман. – Значит, так. Идешь к машинам и просто делаешь свое дело. Как вода начнет подбираться к котлам, стравливай пар. Но не раньше. Уяснил?
– Уяснил.
– Вот и ладно. Действуй.
И вновь взгляд зацепился за давешнюю галеру. Ну слава тебе господи, наконец-то запылала! Вот только радость оказалась недолгой. Потому что с другого борта прилетел гостинец. Хорошо хоть одно из ядер ударило в кормовую надстройку, похоже, разворотив его каюту, а второе – в мачту.
– Ох, йо-о!
Игнат едва успел увернуться, как бизань-мачта с жутким скрежетом и треском начала заваливаться вбок. Но не она по-настоящему была опасна для него, а лопающиеся тросы. Один из них пролетел у него над головой. Чуть ниже – и разнесло бы ее, как переспелую тыкву. Мачта же завалилась в море, отчего «Ласточка» накренилась и сбавила ход.
– Боцман!
– Тут я, атаман.
– Рубите тросы. За борт этот плавучий якорь.
– Уже делаем, Игнат Борисович.
– Атаман! – позвал Петр.
– Чего тебе, косорукий? – огрызнулся Демин.
– Десяток фугасок осталось. Все. Дальше только резаться, – доложил старший канонир.
– Ясно. Ну да все одно к одному. Ты хоть раздолбай кого-нибудь напоследок.
– Обижаешь, атаман, – сверкнул Петр белозубой улыбкой на закопченном лице.
При этом он
