– Известно как.
– Нет, неизвестно, – покачав головой, возразил безопасник. – Здесь тебе не открытое поле и не лес. Надо все проработать, продумать, разведать. А там один выстрел – и уходим.
– Ладно. Старший – ты. Мое дело маленькое. Но не тянул бы ты, а? Вот не нравится мне здесь, хоть тресни. А то, глядишь, еще и вшей с блохами подхватим. Тот еще гадючник, – забирая из рук парня трубу и самолично вглядываясь в будущую цель, проговорил штуцерник.
– Два дня, я думаю, мне хватит. А ты сиди тут и не высовывайся. Языка не ведаешь, сгорим свечой.
– Ладно, – легко согласился Гурьян.
Когда напарник покинул квартиру, Гурьян запер на засов хлипкую дверь. Присел на топчан, пристроив рядом ящик с плотницким инструментом. Извлек его оттуда и, поддев двойное дно, начал доставать части духовушки. Хорошая штука. Вот просто загляденье. Разве что рассчитана на короткие дистанции. С его винтовкой ну никак не сравнится. Но зато с таким стволом на сотню шагов может совершенно бесшумно закатать под шкуру свинцовый гостинец.
Хм. Он и закатает. Благо отсюда до окна, за которым находится цель, не дальше сорока шагов. Куда хуже другое. Когда он в очередной раз поднялся, чтобы взглянуть на мишень, то обнаружил для себя неприятный сюрприз. Освещение окон изменилось, а оттого блики стали куда сильнее, и цель уже не рассмотреть. Вот так вот. Теперь еще и время для выстрела придется подбирать…
Впрочем, беспокоился Гурьян напрасно. Кардинал каждый день работал и по вечерам, при свете свечей. А тогда уж был как на ладони, поскольку не задергивал шторы, что в значительной мере упрощало задачу.
– Готов? – нервно прикусив губу, поинтересовался безопасник.
– Даже не сомневайся, – совершенно спокойно кивнул Гурьян.
– Тогда работай.
В ответ штуцерник только ухмыльнулся. Ладно когда команду ему отдавал десятник. Там все понятно. Он – лицо начальствующее, а главное, ни в чем не попустит своему подчиненному. Этот же был довольно плюгав. Понятно, что сила его в голове, но все одно как-то непривычно.
Гурьян выставил толстый раструб глушителя на раму. Сам пристроился на колено, упершееся в положенный набок инструментальный ящик. Он уж давно примерился и был готов. Ожидал только команды. И вот она поступила.
В этот раз кардинал задернул шторы. Но не наглухо. В небольшой просвет его все же было видно. Для Гурьяна более чем достаточно. Задержал дыхание. На улице раздался собачий брех. Брань какого-то пьянчужки. Цокот копыт и перестук колес кареты.
Хлоп-п! Выстрел потонул в уличном шуме, оставшись совершенно неразличимым. И даже звон битого стекла не привлек ничьего внимания. Кардинал, делавший какие-то записи, вдруг навалился на стол, безвольно уронив руки и сбив головой чернильницу.
– Готов, – авторитетно сообщил Гурьян, сноровисто разбирая духовушку.
Пока он управлялся с оружием, безопасник вооружился трубой и вгляделся в тело кардинала. Да. Похоже, никаких движений. Может, следует для надежности вкатить в него еще одну пулю? Уж больно Карпов не любит тех, кто строил против него козни, и всегда воздавал должное по трудам. Впрочем, нет в том необходимости. Гурьян – великолепный стрелок. Дистанция же для него просто смешная.
– Собрался, – доложил штуцерник, пристраивая под мышкой сверток из рогожи.
– Тогда уходим.
И они направились на выход. Без суеты и излишней поспешности. Вышли из каморки, наощупь спустились по темной лестнице. Ну мало ли за какой надобностью захотелось им покинуть дом. Причин множество. Да и не видел их никто. Поди еще найди желающих бродить здесь впотьмах.
Эпилог
– Горько!
– Горько молодым!
Жених и невеста, зардевшись от смущения, поднялись со своих мест и целомудренно, словно и не обжимались ни разу, едва соприкоснулись устами. Смешно, ей-богу. Ну прямо как дети малые. А ведь не одну ночь едва не до утра проводили в жарких поцелуях. Правда, оттого не менее целомудренных. Угу. До свадьбы невеста к себе так и не допустила. Так что ее сегодняшнее белое одеяние – вовсе не кривляние какое. Хотя подобное и случается.
Но как ни мимолетен этот поцелуй, ни кратко касание уст, Александра все же пробрало, и по спине пробежал озноб нетерпения. Оно и не мальчик уж вовсе, а зрелый муж, коему по обычаю давно пора быть отцом, да не единожды. И вкус бабы ему ведом. Но вот дрожит как осиновый лист, и все тут. Будь его воля, уж давно схватил бы Ольгу в охапку и уволок в спальню.
Пусть пока в доме брата. То не беда. Их собственный вскорости будет готов. Уж и плату плотницкой артели внес. А покуда и той постели рад будет. Да что там, хоть на сеновал, хоть в овин с необмолоченным ячменем. Хм. Нет. Это, пожалуй, все же перебор.
Присели. Подняли кружки с вином. Выслушали очередную здравицу. Пригубили напиток. Негоже молодоженам выпивать. Не о том думать надо. Вино в таком деле помеха, то всем ведомо. Опять же, все семейные и через это проходили, оттого и шутки сыплются одна скабрезней другой. В особенности стараются бабенки, вгоняя в краску будущую товарку.
– Горько!
– Ой, горько!
– Подсластить бы! – вновь задорно загомонили гости.
И снова молодые поднялись. Окинули взором гостей. Бросили вороватый взгляд друг на дружку. И вновь свели уста, едва касаясь. Смутились и опустились на свои места. До той поры, пока опять кому не взбредет в голову над ними потешиться. А то как же. Над ними-то, чай, в свое время натешились!
Гости разошлись уж глубоко за полночь. При этом они были изрядно навеселе. Причем и бабы, и мужики. Радости ведь не так часто случаются в их жизни. Уж за последние три года так и вовсе горе в домах стало делом привычным. То швед разорял их родовые гнезда в Новгородской земле, а потом, почитай, два года мужики по полям сражений скитались, отдариваясь ворогу за все. Да кровь при этом лилась рекой. Конечно, все больше шведская, но и русской слилось немало.
При чем тут Новгородская земля? Так ить село это сплошь из беженцев новгородских. Да только за два, а то и за три года уж пообвыкли, добром да хозяйством обросли. Куда ж теперь-то возвращаться. Многие даже родителей сюда перетянули. Правда, с опаской да риском.
Что при шведе рисковали, что при русском государе-освободителе. Он, вишь, знать новгородскую привечает, но не огульно. К примеру, долги крепостных и кабальных теперь свои пределы имеют, а не помещик называет понравившуюся сумму. Так что выкупиться есть возможность. На то дело и боярин Карпов ссужает деньгу, под рост невеликий да неизменный. И народ идет к нему, потому как верит.
– Чего ты тут? Настена вам уж постель изготовила. Да и молодая тебя поджидает, – толкнув в плечо зятя, опустился рядом на завалинку Дмитрий.
– Да надышался духоты и шума наслушался. Вот сижу, сверчков слушаю да свежим воздухом дышу.
– Ага. Ну это-то дело доброе. Только мне уж племяшей хочется на руки взять.
– Своих мало?
– Мало. У нас род Дорохиных знаешь какой знатный был? Почитай, полсела в родне. Н-да.
