— Вообще никто не знает, откуда этот графин появился. Будто из воздуха… Тётка говорит, у нас на кухне сроду таких не было, — Амиса вздохнула, оглянулась на дверь, нервно скомкала в руках край фартука. — А ещё лазутчик этот… Мне кажется, — она понизила голос до шёпота, — что Дакара не просто так от двора отлучили. Что-то там произошло.
Обхватив ладонями чашку с ароматным отваром (не чета той горькой гадости, которой меня Дакар поил), я нахмурилась. Чем больше она говорила, тем меньше я понимала, почему Амиса вдруг стала такой болтливой? Если честно, до этого не замечала за ней тягу к откровениям.
Словно подслушав мои мысли, она тут же нервно улыбнулась и сменила тему:
— Я завидую тебе, Иза…
На этот раз я усмехнулась, горько так, жалостливо. Если бы она знала, кто я, откуда и как здесь оказалась, точно бы зависти поубавилось. А так…
Мою ухмылку Амиса расценила по-своему — всплеснула руками и, сверкая взглядом, бросила:
— Если бы я знала грамоту, давно бы сбежала отсюда, — она помолчала и совсем тихо добавила, — от него…
Сердце сжалось от боли. Да уж, все мои злоключения вместе взятые не идут ни в какое сравнение с тем, что изо дня в день терпит Амиса.
Глава 9
После завтрака Амиса оставила меня одну. Настроение, и без того болтавшееся где-то на минусовой отметке, упало ещё ниже. Чтобы не съесть себя бесконечной круговертью безрадостных мыслей, решила лечь спать.
К тому же, кто знал, как долго мог продлиться мой «больничный»? Надо ловить момент и отдыхать.
Вот только долго проспать не смогла.
Когда открыла глаза, за окном, задёрнутым светлой шторой, все ещё виднелись лучи солнца. Правда, тусклые, уставшие за целый день — они готовились сдать пост ночному светилу и уже лениво скользили по кованым решёткам.
Потянувшись, села на кровати, тут же заметила поднос с едой. А ещё на том самом пуфе, где я сидела, лежали, выделяясь белым пятном на тёмно-коричневой обивке, носки. Пушистые, наверняка мягкие и тёплые. Да и размер явно не Дакара.
Нахмурилась. И кого мне благодарить за столь щедрый подарок? Очередная головоломка? Или всё гораздо проще?
Бесконечные вопросы в моей жизни, только ответы почему-то не предусмотрены системой.
Вздохнула, нехотя опустила ноги на прохладный пол, вздрогнула. А ведь сюрприз не лишён смысла — стоило дровам в камине прогореть, как в комнате стало ощутимо прохладнее.
В общем, подарком я воспользовалась. Потом подбросила несколько поленьев на красноватые угли, с чувством выполненного долга опустилась в кресло. Запах Дакара не стал тусклее, наоборот, острыми нотками впился в кожу. Будто желая пробраться к самому сердцу.
Пф! Тряхнула головой — что-то я стала похожа на сумасшедшую. И, кажется, немного озабоченную. Во всяком случае, адекватностью мои фантазии не пахли.
Размышляя о своей невменяемости, выпила ещё тёплого бульона, потом отвар. Желудок отозвался мягким урчанием, словно кот, объевшийся сметаны.
И тут встал новый вопрос — чем заняться? Спать совсем не хотелось, выспалась уже на несколько недель вперёд. Что ещё? Почитать бы что-нибудь… Но, осмотревшись, не нашла полок с книгами; точнее, вообще ни одной книги не увидела.
Зато на краю стола лежала стопка чистых бумаг, металлическое перо, стояла баночка с чернилами. Что ж, значит, от нечего стоило поупражняться в чистописании, раз хозяину не нравятся мои кляксы. Тут я скривила губы, подражая капризным гримасам маленьких детей.
Хоть немного таким способом можно было отвлечься от мыслей, а то одна дурнее другой лезли в голову и не отставали. Настырные какие!
Отодвинув поднос с пустой посудой, поставила рядом склянку с чёрной жидкостью (к слову, пахла она чем-то противным, похожим на ржавчину), взяла первый лист и задумалась. Собственно, что писать? Бессмысленные предложения — скучно, историю своей жизни — рискованно, мечты — страшно. Что остаётся?
Остаются стихи. Любые. Те, что вспомнились со школьной скамьи; те, что запали в душу, встретившись случайно на просторах интернета; те, что как никогда подходят к любому моменту жизни.
Уже будучи подростком, влюбилась в творчество Эдуарда Асадова, и самыми любимыми у меня стали два его стихотворения: «Мы решили с тобой дружить» и «Любовь, Измена и Колдун».
Решила начать со второго. Окунула металлический кончик в чернила, стряхнула повисшую на самом носике каплю, поднесла перо к желтоватому листу и попыталась написать первую букву, но незадача — на бумаге не оставалось ни одной линии, будто я сухим пером прочертила. Попробовала ещё раз — стряхивать не стала и поплатилась — жирная клякса уродливым пятном расплылась в начале строки.
Беззвучно зарычала. Глубоко вздохнула. Попыталась взять себя в руки. Нужно стараться, может быть, получится.
Попытки, одна за другой, оказались провальными. Хотя вру — получалось писать без клякс через раз. Когда дописала последнюю строчку стиха, на бумаге красовались десять клякс, пять смазанных букв и отпечаток ребра ладони. Каким образом там очутилось последнее, вообще не представляю; вроде бы старалась руки не пачкать.
Подула на ровные строки, критически осмотрела своё творение и чуть не подпрыгнула на месте, услышав беззлобный смех.
Испуганно оглянулась и тут же выдохнула. Дакар. Он стоял, прислонившись к стене, и смотрел на меня. На губах играла мягкая улыбка.
Давно он тут? И почему я снова не услышала его шагов?
Смутилась, ведь опять взяла его вещи без разрешения. А он, будто не замечая моей неловкости, подошёл, взял из рук лист и нарочито внимательно стал изучать написанное. Минута, другая, третья, а потом он, запрокинув голову, громко рассмеялся — заливисто так, я даже залюбовалась и заслушалась.
— Лиза, — как только отсмеялся, он перевёл дыхание и спросил: — это ты написала?
Эм-м-м… написала я, точнее, переписала, а так автор у этого чудесно-правдивого стихотворения — другой человек. Поэтому, улыбнувшись в ответ, взяла перо в руки и пояснила:
«Автор не я».
Он прочитал, кивнул и, пока я не успела отложить орудие пыток (для меня так точно), предложил:
— Давай покажу, как надо?
Растерялась, но быстро
