— Дары? — попытался продолжить разговор Муцио, но государь не проронил ни слова, окинув его давящим взглядом. Впрочем, отвечать было и не нужно. Фантазия иезуита, думавшего все эти дни над причинами крайне странных поступков царя, сработала безупречно. — Дары? Мельхиор? О Боже! Ну конечно!
— Ступайте, — с нажимом повторил Дмитрий.
И два ошарашенных иерарха, поклонившись, вышли. И если иезуит буквально кипел от переполнявших его чувств и эмоций, то патриарх откровенно завис. Во-первых, он банально не знал имен, принятых в латинской практике для обозначения волхвов. А во-вторых, как-то не провел нужных ассоциаций у себя в голове… Для него все сказанное Дмитрием было бессмыслицей. Впрочем, ненадолго. Муцио уже через несколько минут все ему расскажет…
— Думаешь, их проняло? — поинтересовалась задумчиво Марина. Она ведь не случайно проговорилась, а вполне нарочно.
— Проняло. Мне даже интересно, как они теперь будут виться и что танцевать. Будет забавно, если объявят еретиком или пособником дьявола. Хотя на это они вряд ли пойдут, хотя бы потому, что это им не выгодно. Обоим. Муцио ладно. Без году неделя на Руси — ни влияния, ни связей здесь нет. Но Иов — он да, он станет теперь куда покладистей.
— Ты же понимаешь, что теперь дары нужно будет показать?
— Да. Понимаю. Но покажу только после войны. Если переживут. Очень надеюсь, что теперь, пусть и на время, они прекратят мне мешать из благих побуждений.
Марина посмотрела на него напряженным взглядом. Вздохнула. И, подтянув ноги на мягкий диван, прижалась, словно кошка.
— Боишься? — ласково приобняв ее, спросил муж.
— Боюсь.
— За сына?
— За всех нас. Ты очень опасную игру ведешь.
— Над пропастью во ржи[36]…
— И эти твои извечные каламбуры, — чуть ворчливо произнесла она.
— Жизнь ползет как змея в траве, пока мы водим хоровод у фонтана. Сейчас ты в дамках, но что ты запляшешь, когда из-за гор начнет дуть Трамонтана[37]?
— Даже не старайся, — хихикнула Марина. — Я уже привыкла. Не представляю, как я раньше жила без всего этого сумасшествия?
— Хм. Дай подумать. Спокойно?
— Скучно! Но главное — ты просто бездонный ларец со знаниями. Я за эти полтора года с тобой узнала намного больше, чем за всю свою предыдущую жизнь.
— Не обольщайся, — усмехнулся государь, — я обучаю тебя, потому что мне нужен разумный собеседник и вменяемый помощник. Но тебе, как я заметил, точные науки не по душе?
— Не то чтобы… — чуть пожав плечами, ответила она, — просто очень тяжелы. Но ты не думай — я не отказываюсь. Это безумно интересно!
Глава 10
17 декабря 1606 года, Москва
Дмитрий вошел в небольшую затененную комнату. Один подсвечник на столе с тремя тусклыми свечками. У окна, спиной к двери, стояла грустная, осунувшаяся женщина в черной монашеской одежде.
Государь подошел и аккуратно коснулся ее плеча.
— Мам…
— Зачем ты пришел? — глухим голосом спросила она.
— Прости меня… я плохой сын… совсем плохой…
— Тебе от меня что-то нужно?
— Я хочу, чтобы у меня снова появилась мама.
— Так ты, наконец, поверил в то, что ты мой сын? — спросила она, повернувшись. Глаза ее были влажными. — Или ты до сих пор считаешь себя самозванцем?
— Я не знаю, — покачал он головой. — Я долго думал, долго пытался хоть что-то вспомнить. Все слишком странно. Там, где я вырос, мне не приходили в голову мысли о моем происхождении. Меня ведь воспитывали женщина с мужчиной. Именно их я считал своими родителями. Только…
— Что? — спросила Мария Федоровна, хлюпнув носом.
— Они всегда были ко мне холодны и безразличны. Особенно когда у них родились свои дети. Я не понимал почему. Думал, что я просто ревную, хочу их внимания и тепла. Теперь понимаю, как ошибался. Очевидно же — я был им чужим. Воспитывали, но душа ко мне не лежала. Наверное, у них просто не было выбора, когда им всучили меня. Меня окружало столько лжи, — покачал он головой.
— Тебе понравилась эта ложь?
— Сложно сказать. У меня там была любимая бабушка. По крайней мере, мне говорили, что я ее любил, а она во мне души не чаяла. Мне нравилось в это верить. Она была единственным человеком, которого я любил… со слов отца. А потом оказалось, что ее выдумали. Этот крест, — Дмитрий вытащил свой золотой нательный крест, — я заказал в ее честь. Сейчас я ношу его в напоминание о растоптанной надежде.
— Ты хочешь, чтобы я ее тебе заменила? — повела бровью Мария Федоровна.
— Нет, — покачал головой Дмитрий. — Я хочу, чтобы у меня вновь появилась мать. Настоящая. А не та призрачная сказка, которая меня порядком достала. Те люди… они ведь все знали, но молчали…
— Не кори их, — мягко улыбнувшись, произнесла Нагая, — они дали тебе хорошее образование и воспитание. Лучше, чем могли бы дать и я, и твой отец…
— Понимаю. Но мне от этого не легче.
— Какие они были?
— Мам… не все знания одинаково полезны. И не все из них нужно демонстрировать. Ты думаешь, почему этот иезуит распушил хвост и привез мощи столь досточтимого святого? Я в Смоленске имел глупость сказать лишнего, продемонстрировав то, что не стоило. И вот результат. Для державы — неплохо. Для меня — опасно. Я знаю слишком много того, о чем говорить не следовало бы. И моя старая жизнь полна таких вещей. Нас могут подслушивать, или ты случайно что-то расскажешь. А меня потом будут ждать последствия. Ведь все, что мы говорим, может быть использовано против нас…
Этот разговор прервал стук в дверь.
— Государь, — произнес заглянувший преторианец. — Ты просил тебя предупредить, когда начнется.
— Хорошо, — кивнул Дмитрий и повернулся к Марии Федоровне. — Мам, ступай к Марине. Она сейчас с сыном у себя в окружении отряда преторианцев. Здесь тебе может быть опасно.
— Пустое! Кому есть дело до старой женщины?
— Мне. Я хочу, чтобы у моего сына была любящая бабушка, — нахмурив брови, произнес государь. — Ступай.
Она вздрогнула, проникнувшись моментом, и поспешно вышла, отправившись выполнять приказ сына.
Дмитрий проводил ее тяжелым взглядом и направился на заранее выбранный и подготовленный замаскированный наблюдательный пункт. Операция «Проклятье золотого цветка» входила в свою завершающую стадию.
Поначалу возмутившиеся бояре и родовитые очень быстро притихли. Совсем уж дурней в этой среде было мало. Поэтому, как толпы стали бушевать, они резко прикинулись ветошью. Против такой стихии не повоюешь — затопчет. Но разве это означало, что они смирились и согласились? Отнюдь.
Самые родовитые и влиятельные, то есть те, что могли потерять больше всех, быстро скооперировались и стали думать, как исправить ситуацию. Попытки переговоров с государем императором не давали никаких результатов. Он просто не желал жить «по старине»… да и, если честно, не мог. Рубикон перейден. Спустить все на тормозах было уже попросту невозможно…
Государь вышел на позицию, достал зрительную трубу,
