Марина побледнела, заиграла желваками и стиснула парапет балкона с такой силой, что пальцы едва не свело.
Пауза затягивалась.
Наконец, собравшись с мыслями и поборов эмоции, она поинтересовалась:
— А что за видаки? Легионеры?
— Нет, государыня. Стрельцы. Те, что от Коломны к легиону отступили.
— Стрельцы? — неподдельно удивилась Марина. — И что же, стрельцы с легионом вместе воевали?
— Так и есть, — кивнул Шуйский.
— А покажи мне тех видаков. С тобой ли они пришли?
— Как есть со мной. Эй! — окрикнул кого-то в толпе Шуйский, и, не медля, вперед вышло несколько угрюмых личностей.
— Они?
— Они.
— И долго ли вы воевали с легионом? — обратилась к ним государыня.
— Так седмицу с гаком.
Марина еще больше удивилась. А потом начала задавать вопросы разные. И чем больше те говорили, тем яснее становилось: легион они видели издалека и понятия не имеют о том, как и чем он живет.
— Ясно, — подвела итог Марина. — И что же ты хочешь, князь? Просто печальную весть и сам принести мог. Зачем людей привел?
— Герай под Москвой. Скоро дожмет легион и на нас пойдет. Оборону крепить нужно.
— Так этим и занимаешься, как мне сказывают.
— Нам нужен царь, а не ребенок! — воскликнул кто-то из толпы.
— Да! Да! Да! — хором отозвались остальные в разные голоса.
— О каком ребенке вы речь ведете? — повела бровью Марина.
— Так о наследнике Дмитрия, о сыне его Иване, — ответил Василий. — Время лютое. Ребенку власть не удержать. Да и как ему править? Совсем несмышлен же.
— А тебе не ведомо, что в случае смерти мужа моего — я законная государыня?
— Людей-то не смеши, — усмехнулся Шуйский. — Муж твой умер. Так что тебе надлежит отойти от мирских дел и принять постриг, как и положено бабе.
— И кого же ты хочешь вместо меня поставить? — холодно поинтересовалась Марина. — Уж не себя ли?
— Я — законный Рюрикович. И то, что я с тобой говорю, — только лишь дань уважения Дмитрию. Так-то о чем беседы вести? Баба есть баба. Да еще ведьма, как сказывают. Радуйся, что уважение проявляем.
Марина внимательно, пристально посмотрела в глаза Василию Шуйскому, а потом, криво улыбнувшись, произнесла:
— Илья Семенович, арестуйте этого изменника.
— Есть, арестовать изменника, — козырнул командир преторианцев.
По цепочке пробежала серия команд. И десяток бойцов выступили из палат с клинками наголо, направившись к Шуйскому. А преторианцы, стоявшие на балконе, выступили вперед и заслонили собой императрицу. А то — мало ли?
— Ты что творишь?! Тварь! — заорал он.
— Тебя бы убить на месте следовало, — фыркнула она, — но как муж вернется — сам решит. Не хочу лишать его этого удовольствия.
— Какой муж?! Его убили!!! Убили!!!
— Ты выставил подложных видаков, не ведающих о легионе ничего. Я специально по быту их расспрашивала. Не могли они семь дней воевать вместе и не знать привычных в легионе вещей, которых не скрывают. На что ты надеешься? Ты думаешь, что приняв корону, станешь неприкосновенным для Дмитрия? Он же тебя растерзает!
— Дура! — выкрикнул Шуйский, прячась за людей и пятясь в глубину толпы. — Легион свой в боях с Гераем сточит или положит весь. А кроме тех псов кто за ним пойдет? Бояре, помещики да стрельцы? Ха! Ха! Ха! Нет! Они его уже на суку висящим грезят! Если выживет — все равно долго не протянет! Или ты думаешь, что быдло нечесаное его отстоит? Или купчишки вшивые? Да что они могут?!
— Убить, — тихо, но холодно и твердо произнесла Марина.
Командир преторианцев кивнул, подтверждая приказ. И по толпе незамедлительно начали стрелять из штуцеров, метя в Шуйского. Но безуспешно. Тому везло. Гибли люди, прикрывавшие его. А сам он ловко выходил из зоны поражения, избегая, казалось бы, неминуемой смерти.
Из дверей царских палат выбежали еще преторианцы со штуцерами. Ударили залпом. Многие из тех, что стояли во фронт — упали. Однако большая толпа была. Сразу не перебьешь. Да и тупо стоять, ожидая заклания, эти люди не стали. Развернулись и припустили к воротам. Их, конечно, постарались закрыть. Однако не вышло. Сметя постовых, они прорвались наружу, унося живого и вполне здорового Шуйского.
Глава 5
25 января 1608 года, Москва
Москва встала на дыбы.
Старый интриган заявил, что «эта ведьма совсем с ума сошла»! И народ его поддержал. Москвичам Марина не нравилась. Тут и внешность, и слухи, которые продолжали бродить с 1605 года. Дескать, приворожила. Ибо в понимании простых обывателей эта полячка не была привлекательна от слова «совсем». Ведьма ведьмой. Да, набожная. Но все равно ведьма. Иначе как на нее вообще император посмотрел? А уж про любовь и речи не шло. Народ недоумевал и в основном склонялся к очевидному для них варианту — любовный приворот, говоря, что польская ведьма околдовала их императора и никак иначе. Хотя все больше шепотом о том болтая. Все-таки венчанная императрица.
Сейчас же, после правильной подачи события, что произошло в кремле, народ уже перестал чего-либо бояться и откровенно называл ее ведьмой, дорвавшейся до власти. Шуйский же не говорил толпе то, что кричал императрице. Отнюдь. Он знал, кому и что говорить. Там-то он откровенно провоцировал. А здесь — вызывал сочувствие и сострадание. Дескать, проклятая ведьма едва живота не лишила… за дело чуть не погиб!
На один из таких стихийных митингов и пришел Патриарх.
— Люди! — кричит он. — Что вы творите?! Этот изменник же грозил императора нашего лютой смерти предать, коли войну переживет!
— Навет! Наглый навет! — орал куда более горластый Шуйский.
А его люди устремились к Патриарху. Василий не Иван, у него не забалуешь.
Крики. Возня. Драка.
Люди князя, обнажив клинки, врубились в охрану Иова, не давая той ни единого шанса. Те просто не были готовы к такому повороту событий.
— Скачи под Серпухов, — произнес Иов огнивцу, стоящему подле. — Разыщи императора. Расскажи все без утайки. Скачи. И вы скачите. Помогите ему. Вперед! Вперед!
Они попытались прорваться.
Скоротечный бой.
Выстрелы.
Из толпы выскочило только пятеро. За ними погоня. Из города вылетело уже только трое. А там дальше и того меньше. Впрочем, один до Серпухова добрался. Но Патриарх этого не знал. Его скрутили и посадили в подвал.
Разгоряченная же кровью толпа двинулась на кремль — требовать суда над ведьмой, что волшбой своей против государя и шведов, и крымчаков настроила. Что людей русских сгубить пытается, сил не жалея. Что кровь младенцев пьет… и так далее. Мистический бред лился сплошным потоком. Василий Шуйский не стеснялся и слов не выбирал. Главное, чтобы звучало гадко. Местами даже проскакивали речи о том, что и холода великие, что не далее четырех лет как закончились, она наслала. Ибо отрадно для ее черного сердца — мерзости делать честному православному люду.
