— А вы уверены, что там было именно стотысячное войско? — скептически поинтересовался Франсиско.
— Я тоже сильно усомнился в этом. Поэтому послал своих людей все проверить. Они застали у Серпухова, Коломны и Тулы рытье котлованов для братской могилы и ряды обнаженных, промороженных тел. Их стерегли от диких животных, но закопать не успели — очень холодно, земля крепка, словно камень, в такие холода.
— И там было сто тысяч трупов? — удивился Филипп.
— Нет, Ваше Величество. Мои люди, следуя строгим указаниям, посчитали покойных по головам. Получилось восемьдесят две тысячи пятьсот тридцать один человек. Еще сколько-то тысяч, по свидетельству очевидцев, ушло под лед у Коломны. При таких потерях совершенно очевидно, что армия, пришедшая с крымским ханом, насчитывала более ста тысяч человек.
— Поразительно! — воскликнул король.
— Именно так, Ваше Величество. Особенно учитывая то, что у императора было всего пять тысяч солдат. Из которых восемьсот гусар и сто рейтар, практически не участвовавших в битве. Всю тяжесть сражений вынесли на себе четыре тысячи пехотинцев и артиллеристы.
— Двадцать пять к одному! — ахнул герцог Лерма.
— Да, — сказал посол и учтиво поклонился. — После победы император направил в Крым запорожских казаков. Полуостров некому было защищать. Поэтому их набег должен быть невероятно губительным. Оправиться от такого удара Крымскому ханству будет очень сложно. Если вообще получится. Союзники ханства на Северном Кавказе оказались в аналогичном положении. Там сейчас начался передел власти — их потрошат соседи. А значит, они не смогут оказать Стамбулу помощь в войне с Персией.
— Славная победа! — восторженно произнесла королева. — Император не собирается выступать против османов?
— Пока нет, Ваше Величество, — произнес посол. — Не сейчас. Пока он сражался с Гераем, у него в тылу вспыхнуло восстание, поднятое Василием Шуйским.
— Серьезно?! — воскликнул Филипп. — Но почему?! Он выглядел вполне разумным.
— Имело место досадное недоразумение. Император по какой-то причине не послал в столицу весть о своей славной победе. Вот все и подумали, что он либо погиб, либо скоро будет убит превосходящими силами. Василий вступил в конфликт с супругой императора. Она была законной государыней, но он считал иначе, опираясь на более древнее право. Да и время было сложное. Державе требовалась крепкая мужская рука. Они повздорили. А дальше уже никто не пожелал отступить. Василий поднял против императрицы войска, собранные им для обороны столицы. Попытался взять укрепленный Императорский дворец. Но не удалось. Преторианцы — личная гвардия императора — сумели удержать этот рубеж обороны и уничтожить его артиллерию. После чего он устроил изрядное задымление и стал травить защитников дворца дымом.
— О Боже! — воскликнула королева. Она хорошо знала Василия и не ожидала от него такого поступка.
— В дыму погибли мать императора, его сын и жена. Однако жену он воскресил…
Долгая вязкая пауза.
Все в зале медленно-медленно переваривали услышанное.
— Что? — наконец переспросил герцог Лерма.
— Воскресил. На глазах толпы и церковных иерархов. Там присутствовал Патриарх Москвы и всея Руси и отец Муцио — высокопоставленный представитель ордена иезуитов. От него, кстати, у меня с собой и письменное свидетельство о происшедшем, дабы никто не усомнился.
— А ты там был? — спросила Маргарита Австрийская.
— Конечно. Все произошло на моих глазах.
— И… как это было?
— Странно… — чуть подумав, ответил посол. — Император выскочил из дворца сам не свой с ее бездыханным телом на руках. Положил на землю и начал делать что-то непонятное. Вдыхал ей в рот воздух. Как-то странно давил на грудь. Нам всем показалось — он с ума сошел от горя.
— А молитвы? Молитвы Господу он возносил? — уточнил король.
— Молитвы? — задумчиво переспросил посол. — Да, наверное, ЭТО можно назвать молитвой. Он не просил Бога явить милость. Он угрожал ему расправой, если тот этого не сделает.
— Что?! — По залу прокатилась волна удивления.
— Отец Муцио говорит, что Господь, видя столь тяжелое горе, решил сжалиться над ним, явив свое человеколюбие и милосердие. И в тот самый момент, когда Патриарх уже начал предпринимать какие-то действия, чтобы прекратить это безумие, Марина ожила. Хрипло вздохнула и зашлась кашлем. Говорят, она потом болела. Не каждый день же умираешь. Но уже спустя пару месяцев выглядела вполне здоровой и свежей.
— Это какая-то страна чудес, — покачал головой Филипп.
— Дальше творились дела не менее значимые, — продолжил посол. — Там ведь часть иерархов Русской православной церкви поддержали Шуйского, избрав воровским способом нового Патриарха. Незаконного, разумеется. Вот император и созвал Поместный собор, на котором произошла масса странных вещей… — произнес посол, начиная удивительное повествование.
Для начала Поместный собор признал незаконным избрание Игнатия, лишив его не только патриаршего сана, но и вообще — духовного. А вместе с ним и всех иерархов, что голосовали за него на том воровском архиерейском соборе. То есть вывели из-под юрисдикции церковного суда, позволяя императору их достойно наказать. А сверх того еще и анафеме предали. На всякий случай.
Не медля, в тот же день, всех осужденных на смерть по «делу Шуйского» раздели и погребли заживо в общей братской могиле. Вместе с князем. Вышло в духе княгини Ольги, что погребла живьем послов древлян за убийство мужа. Жуткая смерть, но вполне ожидаемая. Мало того, на время ее проведения Поместный собор был прерван. Чтобы посмотрели да подумали над своим поведением.
Одновременно с этим были зачитаны приговоры всем осужденным, как пойманным, так и сбежавшим. Именно тот день ввел в уголовную практику империи Русь такое явление, как экстерминатус, под которым подразумевалось поражение во всех правах и конфискация в пользу короны всего имущества с вырезанием рода. Именно такому удару были подвергнуты, например, дома Романовых и Шуйских. Да и вообще — конфискаций в пользу короны было много. За дело, разумеется. Например, из пятнадцати тысяч семей поместных дворян свои владения сохранили только одна тысяча семьсот двенадцать. А бояр так и вообще из трех десятков осталось всего четверо…
На следующий день продолжили заседание иерархов.
И сразу же, по настоянию Патриарха Иова, Собор освидетельствовал воскрешение, признав его чудом. А потом без раскачки перешел к программе церковных реформ, выдвинутых Дмитрием.
Ключевым пунктом преобразований стало осуждение иосифлян[86] как ересь и утверждение
