Я снова касаюсь его мечом, на этот раз удар приходится в бок, и я стараюсь, чтобы он был легким. На моих губах уже появляется победная улыбка, но тут Райден делает нечто немыслимое. Вместо того чтобы уйти от моего меча, он наклоняется к нему, хватает свободной рукой мою кисть и тут же поднимает свой меч к моей шее. Не успеваю я глазом моргнуть, как зажимающая мою кисть рука хватает мой меч, и вот оба меча направлены на меня.
Я ошеломленно смотрю на него. Он дал себя ранить, чтобы отнять у меня меч. Это смелый и безумный шаг.
И он мне нравится.
Я так восхищена, что даже не могу как следует рассердиться. Я недооценила Райдена.
Он прячет меч в ножны, бросает меч Киарана рядом с его спящим телом и крепко хватает меня за предплечье.
– Я не ухожу, потому что он мой брат. Он единственный из моей семьи, кто любит меня без всяких условий. Тебе этого не понять.
Мне хочется возражать, защищаться, оправдать свои отношения с отцом. Но я не могу подобрать нужных слов. Поэтому свободной рукой я бью его в то место, куда ранила. Он морщится от боли и отводит меч, повернувшись ко мне другим боком.
– По-моему, нам обоим удалось раскопать вещи, которые лучше было бы не трогать. А теперь давай-ка вернем тебя на корабль.
По дороге в моей ноге пульсирует боль, но это ничто по сравнению с огнем, который горит у меня в груди от его недавних слов. Он продолжает меня злить. Очень злить. Мне хочется поразить его сильнее. Но приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы дать ему отвести себя на этот проклятый корабль.
Я пытаюсь выпрыгнуть из шлюпки, но Райден пинает меня, и я делаю вид, что удар вышиб из меня дух. Когда с корабля спускают лестницу, чтобы мы поднялись на борт «Ночного странника», я даю ему кулаком в лицо и пытаюсь прыгнуть в воду, но он ловит меня и практически несет к лестнице. Он сильнее, чем кажется.
Эти фальшивые попытки бегства – единственная месть за его проклятые слова, которую я могу себе позволить.
Райден ведет меня обратно в камеру. Он не обращает внимания на Эзека и Йолека, которые пытаются объяснить ему, как я сбежала, просто приказывает им уйти.
И сам исчезает из тюремного отсека – всего лишь на миг. И тут же возвращается. Я с удивлением вижу, что он запирает себя в камеру вместе со мной.
– Ты решил, что твое место тоже за решеткой? – спрашиваю я.
– Я давно это решил, но сейчас я здесь не поэтому.
Тут я замечаю чистое белье и повязки. Чуть погодя еще один пират приносит ведро горячей воды и уходит.
– Хочешь, чтобы я промыла тебе раны? – язвительно спрашиваю я.
– Конечно нет. Я промою твои.
– Не понимаю.
– Капитану не понравится, если он узнает, что я тебя исполосовал.
– Я тебя подстрекала.
– Не имеет значения. Мне надо было быть сдержаннее.
– Мы пираты, – напоминаю я.
– Все равно не имеет значения. А теперь…
Он поднимает меня на стол, и я сижу, вытянув перед собой раненую ногу.
– Я и сама умею садиться, – говорю я, сбитая с толку его бессмысленным движением.
– Знаю. Но так веселее. А теперь снимай бриджи.
– Ха! Ни за что.
– Там нет ничего такого, чего бы я не видел раньше.
– Ты не видел меня. И не увидишь.
Райден расплывается в дьявольской усмешке. Как быстро он приходит в себя!
– У меня есть идея получше.
Я берусь за окровавленный разрез на бриджах и, морщась, поднимаю ткань вверх, отрывая ее от раны.
– А я уже почти поверил, что ты не чувствуешь боли.
– Заткнись, Райден.
Он замолкает, и я знаю – это не потому, что он меня послушался. Я вижу, что он не мигая смотрит на мою ногу. Нет, не на ногу. На шрамы. Мои руки и ноги покрыты шрамами.
– Что случилось? – спрашивает он.
– Я родилась у короля пиратов.
Он протягивает руку, собираясь провести пальцем по одной из тонких белых линий.
– Не трогай, – говорю я. – Я только что отбилась от Шека. Мне вовсе не нужно, чтобы кто-то еще меня трогал.
– Да, конечно, – спохватившись, говорит он. – Прости. Но я не собирался…
Умолкнув, он обрывает неловкий момент и, потянувшись вниз, достает мазь и чистую повязку.
– Дай мне, – говорю я. – Лучше я сама.
– Нет уж, я сделаю это сам. Ты пленница, и ты пыталась сбежать. Больше ты не имеешь права что-то требовать.
– Я могла тебя пронзить.
– А я могу так промывать твою рану, что она будет болеть больше, чем нужно.
Я сижу, не двигаясь, но не смотрю, как он втирает в мою ногу темную жидкость. Рана пузырится и отчаянно жжет. Я хватаю Райдена за руку и крепко сжимаю, чтобы не закричать.
– Все хорошо, я почти закончил.
Меня поражает его ласковый голос. Таким тоном говорит Мэндси, штопая мои разрезы. Странно слышать это от мужчины.
Он промокает лишнюю жидкость. Пропитавшись ею, ткань розовеет. Уверенным жестом он отрывает полоску и обвязывает вокруг моей ноги. В холодной и сырой камере его руки согревают мне кожу.
– Все, – говорит он. – Должно зажить быстро. Это небольшая царапина.
– Знаю. Как видишь, это не первая моя рана.
– Ну почему ты все время защищаешься? Я же помогал тебе.
– Да, и могу представить себе, каких усилий тебе это стоило. Уверена, что ты не получил много удовольствия.
Улыбнувшись, он чуть наклоняется вперед:
– Ты самый приятный пленник, какого мне приходилось видеть на борту этой посудины.
– Уверяю тебя, я не стараюсь им быть.
Его улыбка гаснет. Пристально глядя мне в глаза, он серьезно говорит:
– Я знаю.
Его рука все еще лежит на моей голой лодыжке. Он ловит мой взгляд. Я сглатываю, облизывая внезапно пересохшие губы.
Райден кладет руку мне на щеку.
– Алоса…
– Да?
На его лице странное выражение. Он опускает руку.
– Как ты выбралась из камеры?
Вместо ответа я пожимаю плечами, воспользовавшись моментом, чтобы прийти в себя и обрести голос.
Райден отступает назад и внимательно смотрит на меня.
– Ты умна, Алоса, умна не по-пиратски. И талантлива. В этом нет сомнений. И я всегда знал, что ты что-то скрываешь. А теперь у меня возникло ощущение, что ты хочешь находиться на этом корабле больше, чем я.
– Хочу находиться на этом корабле? – изумленно спрашиваю я. – Если ты так думаешь, то сделай одолжение и отпусти меня.
– Зачем еще тебе понадобилось бы идти в пиратский квартал? Ты должна была знать, что там будем мы.
– Ты шутишь, а? Ты меня запер и приставил ко мне Шека и Ульгина. Да ты представляешь себе, что мне пришлось перенести? Я решила найти и убить их обоих. Это не люди. Они не заслуживают того, чтобы жить.
– Я знаю. Потому и дал тебе убить Шека. Потому что
